Стратегия
Шрифт:
Я отодвигаю тарелку.
– У тебя есть причины, по которым ты так считаешь?
Папа замирает с ложкой на полпути ко рту. Медленно он опускает ее на свою тарелку.
– Сладкая...
– он выдерживает паузу, его рот кривится, словно он пытается подобрать какие-то банальности, чтобы успокоить меня.
Мне хочется уйти отсюда, но я не могу сбежать от этого.
– Это ранит, папа. Ты и мама, вы оба гордитесь Айви. Но мной? Я для вас печальный случай, который все время тянет вас вниз.
На болезненное мгновение, я правда сопереживаю гребанной
Папа бросает палочки на стол, и они падают, издавая стук.
– Ты не тянешь нас вниз. Ты просто... У тебя так много потенциала. Мы хотим увидеть, как он увенчается успехом.
– Он наклоняется вперед, старая кожа кабинки скрепит под ним.
– Фиона, ты мой ребенок. Каждый отец хочет видеть, как его дитя обустраивается. Или по крайней мере должен хотеть.
Прерывистое дыхание булькает у меня в горле.
– Желать видеть то, как я обустраиваюсь, и сомневаться в моей способности направить жизнь в нужное русло - это две разные вещи. Я знаю, что не похожа на Айви...
– Нет, - перебивает он.
– Ты похожа на меня.
– Тебя?
– Не надо так ужасаться, - говорит он сухо.
– Это просто... Ты успешен, папа. Люди стремятся быть похожими на тебя.
Клянусь, он краснеет. Он не встречается со мной взглядом, пока трет затылок.
– Я удачливый ублюдок, которому повезло быть высоким и достаточно координированным, чтобы играть в футбол. Агент в сфере развлечений, ну...
– Он пожимает плечами, хватая свои палочки и засовывая их в пельмени.
– Я знал этот бизнес, поэтому воспользовался возможностью.
– Не могу поверить, что он принижает свою значимость.
– Хотя, ты, - он смолкает.
– Как я. Я тоже всегда искал того, что бы вдохновило меня, чего-то возбуждающего.
У меня отвисает челюсть. Я знаю это о самой себе. Но каким хреном он это узнал? Как? Я же думала, что он никогда внимания не обращал. Мой отец продолжает говорить.
– Моя проблема в том, что я также облажался и с твоей мамой. Напиваясь и кутя слишком много. А ты?
– Он встречается со мной взглядом, хотя, могу сказать, что для него это сложно, так как отец морщится.
– Ты более конструктивна. Ты ищешь смысл жизни. Я горжусь тобой из-за этого, Фи. Всегда гордился.
– Пап...
– Слезливый смешок срывается с моих уст.
– Дерьмо, я из-за тебя подавлюсь этими пельменями.
– Никогда не трать даром хорошие пельмени, Фиона.
Теперь я смеюсь, и он натянуто улыбается в ответ. Легкое общение и шутки с папой - это что-то новое. И до меня доходит догадка, может он тоже стеснительный. Я протягиваю руку и ударяю кулаком его костлявое запястье.
– Я тоже горжусь тобой, папа.
– Помни о пельменях, - говорит он, хотя снова краснеет.
– И никогда не забывай об этом. Так же сильно, как я хочу твоего уважения, я хочу, чтобы ты никогда не жила жизнью, которая делает счастливым кого-то другого. Понимаешь меня?
Он смотрит на меня, его выражение лица столь искренно,
Какое-то время мы молча едим, заказываем тарелку с булочками со свининой. Вокруг нас нью-йоркские китайцы болтают и заглатывают пельмени с такой ловкостью, что мы с отцом выглядим на их фоне, как неуклюжие аматоры. За прилавком возле переднего окошка пожилой мужчина делает потрясающие маленькие связки украшений из еды, время от времени крича что-то на мандаринском языке хостес в зоне регистрации.
Я погружаюсь в эту атмосферу, с удовольствием поглощая еду. Четыре года я провела на юге, играя роль тусовочной студентки. Это было весело, но здесь в Нью-Йорке? Я чувствую себя дома. Люблю этот город. Он гудит в моих венах и заставляет сердце биться. А я собираюсь его покинуть.
Потому что хочу чего-то большего.
Я собираюсь рассказать об этом папе, когда он снова начинает говорить.
– Я... гм... кое с кем встречаюсь.
– Ладно, теперь он определенно покраснел.
– Женивьева. Она занимается PR для Ястребов.
На это я ухмыляюсь.
– Должно быть, все серьезно.
Папа наклоняет голову в знак подтверждения до того, как хлебнуть еще супу с пельменями.
– Она переехала в дом, - говорит он спустя мгновение.
– Хорошо. Мне не нравится идея, что ты мечешься один по этому большому пространству. Просто, прошу, скажи, что она не одного со мной возраста.
Папа закатывает глаза.
– Мило, Фи. И ты обвиняешь меня в нотациях.
– Прости.
– Это было низко.
– Она всего на пять лет меня младше. Это допустимо?
– Он не улыбается, но могу сказать, что хочет.
– Ага. Конечно же. Я повела себя, как сучка.
– Ты бы не была моей дочерью, если бы повела себя иначе.
Теперь моя очередь опустить голову в смущении.
– Итак, что собираешься делать дальше?
– спрашивает папа.
– Декс.
Его голова резко поднимается.
– Что?
– Дерьмо. Нет. То есть...
– Я прикусываю нижнюю губу до того, как закончить фразу.
– Я тоже встречаюсь с кое-кем. С Итаном Декстером.
– Худшее продолжение всех времен, даже если оно сложено в правильные предложения. Я правда не могу дождаться, чтобы что-то с ним сделать снова. И снова. Дерьмо. Теперь я краснею.
Папа смотрит на меня в течение длительного мгновения, его ноздри немного расширяются, а затем он ворчит.
– Декстер, хм? Я типа думал, что ты влюбишься в шеф-повара или какого-то творческого человека...
– Спасибо, пап, - говорю я, не утруждаясь пояснениями, что Декс вообще-то рисует.
Папа не останавливается.
– Но он - хороший выбор.
Я моргаю.
– Правда? Ты так считаешь?
– Почему нет? Он мне нравится, а тебе нет?
– Конечно.
– Он постоянен, тих, честен.
– Папа трет рукой по лицу.
– Не будем углубляться в то, что ты "собираешься с ним сделать", мы просто притворимся, что этого неловкого оборота разговора никогда не случалось.