Страж зари
Шрифт:
— А вот как раз тогда и будет плохо.
Она отвернулась, стараясь принять правильное решение. А какое оно, правильное-то?! Шпионить за Пашей? Или отказаться, чтобы за ним шпионил кто-то другой? «Нюхачка» несчастная!
— Ты не переживай, — неожиданно мягко сказал маг-директор. — В случае чего можешь смело обращаться ко мне или к кому угодно. Мы все тебе поможем.
Марина чуть было опять не ляпнула про Михал Михалыча, но вовремя удержалась. Все так все, что уж тут говорить об отдельных персонах. Вместо этого она задала другой вопрос:
— А что там с терминалом?
Спросила и посмотрела на директора. Неожиданно этот вопрос приобрел для нее огромное значение. Точнее, ответ на него.
— Там
И в этот момент, когда поняла, что маг-директор с ней неискренен, она приняла решение и отважилась исполнить его просьбу. Она займется расследованием. Она выложится, вывернет себя наизнанку, но сделает то, что хочет Горнин. И даже больше того. Не решила пока только одного — что она будет ему говорить. И будет ли говорить вообще.
— Я пойду?
Или ей показалось, что она спросила, а на самом деле просто объявила это?
— Скоро здесь будет один человек из органов. Подожди.
И опять. Было очень похоже, что вместо точки Горнин поставил знак вопроса. Или ей показалось?
— Нет, — отрезала она. — Я сама.
И спустя секунду поправилась, почувствовав категоричность своего тона, граничащего с хамством:
— По крайней мере, пока.
— Как знаешь, — кивнул Горнин.
Сейчас он не был похож на всесильного маг-директора, перед которым трепещут дворники и сильные мира сего. Больше всего он был похож на человека, попавшего в трудное положение, выход из которого зависит уже не от него самого, а от кого-то другого.
Вернувшись к себе, Марина несколько минут занималась тем, что выдвигала ящики стола и просматривала их содержимое, как человек, который хочет забрать свои личные вещи, с тем чтобы больше сюда не возвращаться. В какой-то книжке она вычитала и запомнила выражение «настроение ниже нуля». Наверное, у нее сейчас было такое же. А какое оно может быть у человека, вступившего на путь обмана и предательства?
Но, едва вспомнив ту фразу, сжала зубы и обругала себя самыми грязными словами, что смогла вспомнить. Не поддаваться! Не раскисать! Работай!
Так когда-то она начинала свой путь практикующего мага, превращаясь в него из полусумасшедшей девчонки, в пьяном трансе умеющей угадывать болезни. Над ней подсмеивались, откровенно издевались, заставляя с завязанными глазами распознавать то, что находится под грязной повязкой, куда вечно пьяный папаша мог, глумливо подмигивая собутыльнику, подложить кусок сырой свинины или щепотку отрезанных у разных людей ногтей. Так ей подсунули полуживого — или полумертвого? — бомжа с отмороженными конечностями, язвой желудка, застарелым сифилисом, псориазом и еще кучей других болячек, а она, малолетка, старательно пыхтела, водя над стонущим телом ручонками. Или когда папаша потащил ее к своему начальнику — «лечить». Тот явно настраивался поиметь девочку, да практически и не скрывал этого, как и папаша, решивший таким образом отсрочить свое увольнение из-за бесконечной пьянки, но когда она, потея и заикаясь от страха, выдала ему диагноз, а потом еще и надавила, тот, обделавшись, едва добежал до унитаза. Папочку все равно выперли с работы, но она почувствовала себя, свою силу.
Марина встала и потянулась за курткой — на самом деле она, как ветхозаветные старцы, все свое носила с собой, — когда дверь без стука открылась, и вошел Михал Михалыч.
— Уходишь? — спросил он с порога.
Она помедлила с очевидным ответом. Потом сказала:
— Я скоро вернусь.
Стареющий маг покивал головой. А она и не знала, что он на «ты» с Петровичем.
— А вы?
— Я? Да как тебе сказать, Мариночка. Долгий это разговор. Я вот чего хотел сказать. В случае чего, ты рассчитывай на меня. Ладно? И Паше скажи. — Он заглянул ей в глаза. — Скажешь?
— Обязательно. Если увижу.
— В этом я не сомневаюсь. Удачи вам.
Было полное впечатление, что он прощался с ней. С чего бы?
Раньше, до того как она попала под крыло Петровича, ей немало довелось выслушать всякой чуши про магов, которых в народе называют по-разному — колдун, шаман, кам, нойд у лопарей-саамов, оюн у ненцев и много как еще. А уж то, что им приписывают, и вовсе за пределами. И мертвецов оживляют, и горы двигают, и конечно же будущее предвидят. Последнее — обязательно. Но за все время практической работы с настоящим предвидением она не сталкивалась ни разу, если не считать того, что грядущее корректируется в настоящем, но это, по сути, подвластно практически любому человеку, для этого вовсе не обязательно обладать магическими способностями, достаточно просто действовать, другое дело, что уровень такого воздействия может оказаться небольшим. Но иногда, сталкиваясь хоть с тем же Михал Михалычем, у нее оживали прежние обывательские страхи. Кто его знает, а вдруг он и в самом деле может заглядывать вперед? А то, что не говорит об этом вслух, так это ничего не значит. Она, к примеру, тоже не разоряется на каждом углу, что кое-что умеет. Жизнь научила держать язык за зубами, да и Петрович не забывает напоминать о скромности, порой даже перебарщивая в этом. Не потому ли Паша купил не какую-нибудь приличную машину, пусть бы и подержанную, а зачуханную «трешку», как бы в укор маг-директору, помешанному на конспирации. Укор, конечно, совершенно детский, типа «я обкакаюсь, пусть вам будет хуже», Паше совершенно не свойственный, но мало ли какие у человека могут быть душевные порывы в каждый отдельный момент.
К банку она подошла, держа в руке записную книжку, копируя манеру некоторых женщин, стремящихся выглядеть деловыми, но, по сути, являющимися дамами довольно рассеянными и даже бестолковыми.
Первым делом она, войдя в зал, обратилась к охраннику с вопросом о том, где тут можно открыть счет. Тот при этом заметно напрягся, крепко сжав в кулаке рацию. Видно, последние события не обошлись без оргвыводов. Марине хватило нескольких секунд для того, чтобы понять: на нем нет Пашиного следа. Поэтому интереса для нее он не представлял, и она скоренько отправилась к указанному окошку, где, часто переспрашивая и уточняя, открыла рублевый счет на свое имя, после чего отправилась в отгороженный закуток, где размещалась касса.
Тут, как говорил поэт, след присутствовал грубо, ярко, зримо. Если бы речь шла не об остаточных следах работы мага, а о радиоактивности, то можно было смело сказать, что тут все фонило. Крохотный, примерно метр на метр, закуток был весь пронизан, пропитан «магоактивностью». Как будто человек тут не работал, а взорвался, выбросив в окружающую среду всю накопленную у него энергию, при этом не очень заботясь о том, чтобы направить ее на конкретного адресата, в данном случае на кассиршу, сидящую за толстым звуконепроницаемым стеклом, из-за чего общаться с ней приходилось через переговорное устройство. Кстати, как раз на кассире, немолодой ухоженной женщине со следами недавней подтяжки на лице, следов Павла не было. Впрочем, это и неудивительно. Та, которая выдавала деньги, должна находиться либо на допросе, либо, учитывая обрушившуюся на нее мощь, в психушке.
В качестве запасного варианта, если не удастся разнюхать с первого раза, у Марины было припасено прохождение там же по второму кругу, только уже для открытия валютного счета, но этого не потребовалось. Никаких сомнений у нее не было.
Выйдя на улицу, Марина с облегчением вдохнула хоть и загазованный, но показавшийся по сравнению с душной кабинкой чистым воздух.
Ну что ж, она выяснила. И что дальше? Бежать к Петровичу с докладом? Мол, все в порядке, можете брать. Ну нет, ничего подобного она не обещала.