Страж зари
Шрифт:
— Заархивировать формулу.
— Ну да. И — как пуля. Я проверял.
— Нормально?
— Да ты чего! — заверил Павел и вдруг спохватился: — Слушай, а ничего, что ты священник — и это? — Он ткнул пальцем в страничку блокнота.
— В смысле?
— Так колдовство же, по сути. Церковь такие штуки не жалует.
— Не бери ты в голову. Ты чего думаешь, я один такой?
— А — нет?
— Я тебя умоляю! В церкви наших полно. Не знаю даже, с каких времен. Взять хоть патриарха Алексия. Знаешь такого?
— В смысле…
— Нет, — отмахнулся Чекалин. —
— Погнали, — не стал возражать Павел. — Ну а вообще ты как здесь оказался? Церковь и все такое.
— Да надоело все! Чудеса эти долбаные с разборками пополам. Напряги бесконечные. А тут — покой. Поначалу, конечно, хреноватенько было. Деревня, ты правильно сказал. Грязь, пьянство, воровство.
Павлу уже давно хотелось курить, но он не решался.
Но после коньяка так приперло, что он достал пачку и взглядом спросил разрешения.
— Валяй! Ну вот. Сплошная пьянка и, как следствие, воровство. Работы нет. Колхоз-то тю-тю! Монастырь… Представляешь, какие деньги на это нужны! Это тебе не коттедж и не казино. Даже не церковь. Да и место, сам понимаешь, не проходное. Вместо казны сплошная дырка от бублика. Но ничего, потихонечку, с Господ-ком, всем миром. Сдвинулось дело. Мужики меня тут чуть не за святого держат, ну а уж жены их — вообще!
— Мужчины! — раздался из-за двери женский голос- Трапезничать!
— Идем!
— Слушай, — понизив голос, спросил Павел, — а Ирина, она…
— Жена. Да все нормально. Давай допиваем и пошли.
Вряд ли все священнослужители так ужинают, как в доме отца Николая. Хотя слухи ходят разные, щеки у попов — тоже. Есть и пошире. Заливное, мясо горкой, картошечка, капустка квашеная, нарезка, колбаса трех сортов, икорка — двух, рыба белая копченая, пирожки горячие, свежие, явно магазинного происхождения овощи, еще что-то на тарелочках и плошках. Всего вроде не помногу, но стол, рассчитанный человек так на двенадцать, заставлен больше чем наполовину. А во главе два графинчика — один с беленькой, другой с чем-то красным.
— Гость в дом — радость в дом! — провозгласила хозяйка и сама разлила питье по рюмкам. Себе — красненькой настойки. И принялась хлопотать.
Нет, Павел, конечно, знал хороших хозяек, у которых из-за стола так просто не выйдешь. Но тут было нечто. Ирина ему сразу навалила мяса, источавшего убийственный аромат, и стала предлагать все остальное, угрожающе нависая над прибором гостя с очередной посудиной.
Трапезничали долго и со вкусом, выпивая в меру и хорошо закусывая. Легкий разговор велся в основном о том, что завтра можно съездить покататься на «Буране», но сначала нужно посмотреть монастырь, а после можно мотнуться в город и там пообедать в ресторане. Между делом Чекалин сообщил, глядя на усилия гостя над закуской, что постелют ему в кабинете («Диван видел? Там трое уместятся. Ириш, сделай сейчас, а?»). Так что вопрос с ночевкой решился быстро и непринужденно.
Несколько вопросов о московском житье-бытье только оживили общение, но — было видно — хозяев это интересовало не особо. Горнин, Семенов… «Как они там?» — «Нормально!» В какой-то момент, когда разговор вновь зашел о монастыре, Павлу показалось, что Чекалин намекает на его возможный денежный взнос на святое дело, но только показалось. Никто не хотел портить удовольствие от застолья. И вообще, ему здесь были искренне рады и угощали, кажется, от души, без всякой задней мысли. Он на самом деле отдыхал душой, напрягаясь, как это ни прискорбно, телом, точнее, желудком. Но — с удовольствием.
Наконец он, изрядно разомлев, сказал:
— Все, спасибо. Не могу больше. Пощадите.
Он наелся так, что больше кусок в горло не лез. До того, что даже сидеть было трудно.
— А чайку? — легко предложила Ирина, подхватывая что-то со стола и уносясь на кухню. И уже оттуда крикнула: — Способствует!
Смотреть на нее было приятно. Она все делала быстро и легко, с видимым удовольствием ухаживая за мужем и гостем, при этом каждому казалось, что львиная доля внимания уделяется именно ему.
— Хорошо ты здесь устроился, — еще раз похвалил Павел, поудобнее разваливаясь на стуле не от отсутствия воспитания, а из-за того, что ощутимо переел.
— Стараемся, Паш, стараемся. Ты летом здесь посмотри. Я тут такое задумал! Часть паев у мужиков выкупил, уже специалисты приезжали смотреть. Тут же всю жизнь лен выращивали, а в последнее время безобразничать стали, спиваться. Места — ты чего! Жаль, этим летом не успел развернуться, все с домом занимался, но ничего, по весне я тут целую деревню для туристов открою. Тут же охота — с ума сойти! Иностранцы валом повалят. Уже и управляющего подыскал.
— Капиталист.
— Ну не спиваться же от скуки?
— Слушай, ну а вообще как? Нет, я понимаю, деревня, свежий воздух, молочко парное и прочие прелести, только я в деревнях бывал. Тоска смертная и сплошные заботы — сенокос, дрова, урожай, надои, дорога, скотина. Обо всем сразу приходится думать.
— Вот! Ты правильно сказал. Чуть ли не первое, что я сделал, пошел в областную администрацию и решил вопрос с дорогой и газом. Видел бы ты, как они там забегали. Сразу и деньги нашлись, и подрядчики приличные, и все, что нужно. Патриархия, ясное дело, поддержала- монастырь же восстанавливаем, не что-нибудь. Но это так, для соблюдения политеса, а больше для отмазки. Я их так заморочил, что они, если б в бюджете денег не нашлось, свои б отдали.
— Круто, — прокомментировал Павел, освобождая место для чайных приборов, которые уже несла хозяйка. — То есть доволен?
— Так я ж тебе говорю.
— Ну а из Москвы чего сдернул? За романтикой?
— Из Москвы я, Паша, сдернул, — с расстановкой стал отвечать Чекалин, — потому что надоело все. Все эти интриги, все это копошение. Обманы эти дурацкие, недомолвки.
— Ты о чем?
— А ты чего, до сих пор не в курсе? Так тебя за дурачка и держат?
— Ты вообще-то полегче бы! — обиделся Павел.