Страж. Тетралогия
Шрифт:
Ночь была ясная и звездная. Снега Монте-Розы отражали лунный свет, лицо щипал легкий морозец. Монастырь погрузился в тишину, и провожать меня вышел лишь отчаянно зевающий монах-привратник.
— Ну, с Богом, страж. Брат Квинтен просил передать, что будет молиться, чтобы ваша дорога была успешной.
От ворот я не спеша побрел вдоль каменной стены. И уже через несколько минут меня окликнули.
— Кто это? — встрепенулся Проповедник.
— Друг.
Невысокий Плевун помахал мне, выбравшись из-за камней.
— С каких это пор у тебя такие друзья, Людвиг?
— Я уже околел, дожидаясь тебя, гладкокожий, — проворчал одноглазый подземный житель. — Не передумал?
— Не передумал что? — не понял старый пеликан. — О чем он говорит, черт вас забери?
— Веди, — коротко сказал я тому и показал Проповеднику, чтобы тот помалкивал.
Плевун привел меня к камням, за которыми прятался, и я увидел темный вертикальный лаз, ведущий вниз.
— Ты слишком здоров, гладкокожий. Рюкзак придется оставить, а то застрянешь. Да не бойся, никто его не сопрет.
— Ох, не нравится мне что-то это, — пробормотал Проповедник.
Я молча снял рюкзак и бросил его в дыру.
— Не доверяешь? — усмехнулся скирр.
— Не хочу, чтобы его здесь кто-нибудь увидел, если я не выберусь до утра.
Пугало прыгнуло следом за моими вещами.
— Гляди, куда ставишь ноги и руки. Тут ступеньки, — предупредил скирр.
Спускаться было неглубоко, до дна оказалось где-то полтора человеческих роста. Когда мои ноги коснулись земли, сверху зашипели:
— Да пригнись ты, гладкокожий! И фонарь зажги. Ты же ни шиша не видишь, человече! Я пока лаз закрою.
Я сделал то, что было велено, спросив:
— А как я потом вылезу?
— Просто. Ладонью толкнешь, и крышка откроется. Каменюка на нашей магии, не смотри, что тяжелая.
Холодный квадратный туннель отличался невысоким потолком. Здесь легко мог пройти скирр, но никак не человек.
— И как я здесь проберусь?
— На карачках, — рассмеялся Плевун. — А что ты хотел? Наши дороги не рассчитаны на людей.
— Далеко лезть?
— Твоих шагов двести, потом на два уровня вниз, и еще шагов четыреста. Второй туннель попросторнее. Обратно пойдешь один. У меня дел по горло, водить я тебя туда-сюда не стану. На вот, — он достал из кармана штанов мел и нарисовал на стене жирную белую стрелу, указывающую вверх, — отмечай стрелками повороты. Мои родичи не хотят, чтобы ты тут заблудился и сдох. Такого громилу, как ты, потом не вытащишь.
— Это какая-то новая дорога к перевалу? — высказал предположение Проповедник.
Понимая, что, если сказать ему правду сейчас, он развопится, а это меньшее из того, что мне надо, когда я ползу на четвереньках, я пробормотал:
— Вроде того.
Надел перчатки, на них — варежки, чтобы не студить ладони о ледяные камни.
— А зачем тогда надо возвращаться? — Старого пеликана не так просто было сбить с толку.
Но я уже полз за Плевуном, и мне было не до ответов. Скирр злился, что я все делаю медленно, тащу бесполезный рюкзак, наконец забрал у меня фонарь:
— Я посвечу. Ты, главное, руками перебирай, гладкокожий.
Я перевел дух, лишь когда низкий туннель привел нас в комнатку, где человек мог стоять, не согнувшись в три погибели.
Лестница, такая же грубая и неудобная, как и все, что делали скирры, спустила нас вниз на два уровня. Мы проходили мимо темных проемов, уводящих в таинственную неизвестность, я отмечал их крестами, чтобы на обратном пути, если ошибусь, знать, что это не мое направление.
Следующий коридор, куда свернул скирр, оказался просторнее прежнего — потолок поднялся, и идти стало возможно немного быстрее.
— Мы под монастырской стеной, — сказал мне проводник. — Теперь все время прямо, никуда не сворачивая.
То и дело мы проходили мимо коридоров, уходящих перпендикулярно нашему пути.
— Так. Постой. Я на пару минут. Надо кое-чего сделать, — сказал Плевун, оставил фонарь и скрылся в одном из ходов.
— Куда он? — вытянул шею старый пеликан.
— Быть может, проверяет дорогу.
Плевун вернулся быстро. Он довольно скалился, держа двумя руками здоровый круг сыра. Откуда скирр его взял — не возникало никаких сомнений. Парень решил по пути заглянуть в монастырскую кладовую.
— Все равно они не заметят, — пояснил вор.
— И как часто ты сюда наведываешься?
— Так, чтобы никто из них ничего не узнал. И мои тоже. Давай-давай! Идем, гладкокожий.
Сунув сырную голову под мышку, он подхватил мой фонарь, засеменив дальше. Коридор практически незаметно стал заворачивать налево, потолок вновь опустился, и последние пятьдесят шагов до очередной лестницы мне пришлось проделать на карачках.
— Теперь запоминай, — сказал Плевун. — Ровно четыреста двадцать семь ступеней вниз. Надеюсь, считать ты обучен больше чем до десяти. Ошибешься — не мои проблемы. Прямо перед тобой будет квадратная штольня с необработанными стенами. Она идет под уклон. Тебе надо в нее. Дойдешь до конца — будут тебе твои катакомбы. И не шастай больше нигде. Если заблудишься — я не виноват.
Сказав это, он отдал мне фонарь, откусил от сыра и, с аппетитом жуя, отправился прочь, даже не попрощавшись.
— О каких катакомбах идет речь? — поинтересовался Проповедник и тут же подозрительно прищурился. — Дева Мария! Ты обманул меня! Ты ведь обещал…
— Что я уйду из монастыря. И я это сделал. Но я не обещал, что не попытаюсь уничтожить темную душу.
— Людвиг! Ты понимаешь, что это опасно?! Ты понимаешь, что, если каликвецы узнают о чужаках, бродящих среди их покойников, тебя по голове не погладят? Ты кончишь так же плохо, как брат Инчик.