Страж. Тетралогия
Шрифт:
До него дошло, что я не в настроении, поэтому он перебросил свой ораторский пыл на Геру, взывая к ее совести. Крайне неудачный способ убедить ведьму чего-то не делать. В итоге он плюнул и затянул гимн инквизиции, многозначительно поглядывая на нас, в особенности когда зазвучал куплет про костер. Гертруда, достаточно вспыльчивая и несдержанная, в этот вечер являлась образцом настоящего спокойствия и вытерпела Проповедника так, словно он был безмолвным камнем.
— Вы пара дураков! — в конце концов сдался он. — Я понимаю ее, Людвиг, она колдунья, но ты-то зачем лезешь в бесовское гнездо?!
— В этом гнезде, милый мой, полно приличных людей. Осмелюсь сказать, что их там даже больше, чем среди тех, что когда-то собирались послушать твои проповеди, — не поднимая головы от книги, ответила Гера.
Он хрипло рассмеялся, открыл было рот, чтобы сказать какую-то мерзость, но увидел мой предостерегающий взгляд и подавился словами.
Пугало участия в беседе не принимало. За все время нашего знакомства оно так и не произнесло ни слова, и я начал думать, что оно немое со времен внедрения одушевленного. Страшило сидело на полу, и рядом с ним лежала тыква-рожа с горящей свечкой внутри, что делало вид овоща еще более жутким и зловещим, чем раньше. Утром Гертруда уделила моему спутнику пристальное внимание, и они почти час играли в гляделки. Я так и не понял, кто из них победил, но, кажется, оба были довольны тем, как провели время.
Я не спрашивал у девушки, что она смогла увидеть внутри одушевленного, а она воздерживалась от комментариев, лишь по ее лбу пробежала тонкая морщинка — свидетель неуверенности и тревоги. Благодаря своим способностям Гера видит в предметах гораздо больше, чем обычные стражи, но с учетом того, что мне так ничего и не было сказано, я решил, что лично для меня никакой опасности нет.
К вечеру, когда до темноты оставалось всего ничего, прямо к постоялому двору подкатила карета, украшенная золотистой резьбой, с лакированными дверцами и чистыми стеклами. Кучер был одет в теплый меховой плащ, рукавицы и толстый шерстяной камзол с неизвестным мне гербом. Одежда на вознице была дорогой и чистой, чего не скажешь о самом человеке. Крысу он, конечно, не напоминал, но некое сходство с каким-то грызуном у него было — крупные, торчащие из-под верхней губы зубы, острый нос, маленькие глазки. Рожа худющая и злобная, да еще и прыщавая.
Когда мы вышли во двор, слуга как раз обтирал пучком соломы пару великолепных гнедых жеребцов. Увидев Геру, он подскочил, низко поклонился, приветствуя. Меня он ожег презрительным и несколько раздраженным взглядом, но поклон решил все же отвесить, только гораздо менее почтительный.
— Рады вас приветствовать, госпожа. Рады приветствовать, — зачастил он сиплым голосом. — Вы как всегда обворожительны. Пожалуйте сюда. Позвольте…
Он предупредительно распахнул дверцу, опустил раскладные ступеньки и едва не лопнул от злости, когда я подал руку Гертруде, чтобы помочь ей забраться внутрь. Он явно рассчитывал сделать это сам. Кучер скривился, скрипнул зубами, но промолчал, выместив свое зло на Пугале, которое влезло на козлы, усевшись на свободное место и поставив тыкву под ноги.
— Пошло вон! Хочешь кататься — лезь на крышу! Кыш! Пугало предпочитает решать недоразумения без всякого применения дипломатии. Грубо и радикально. Поэтому оно обнажило серп, решив разобраться с этим вопросом раз и навсегда.
— Ладно! Ладно! — тут же пошел на попятную возница. — Сиди, если охота. Мне-то что?!
Я усмехнулся, обошел карету и столкнулся с мрачным Проповедником.
— Поеду с вами, — безапелляционно заявил он мне.
— Если хочешь. Залезай.
— Ну уж нет. У меня от твоей подружки изжога.
— Она не моя подружка, — внес я суровую ясность, опуская тот факт, что у него не может быть изжоги.
— Ну твоя бывшая подружка, — не сдался он. — Устроюсь сзади, в корзине, где возят багаж. Ваше общество меня порядком утомило.
Кожаные сиденья с мягкими спинками оказались чрезвычайно удобны. Я уселся напротив Геры и сказал:
— Человек видит Пугало, и его это нисколько не смущает.
— Он не человек. Полукровка. В предках были копняки, [37] поэтому у него есть возможность видеть невидимое и управлять этими лошадьми.
37
К о п н я к и (они же стожники) — иные существа, живущие по соседству с людьми, в основном — в полях. Предпочитают селиться в стогах. Обладают уникальными магическими способностями.
Мы выехали из города и свернули с тракта на проселочную дорогу. Разбитую и грязную.
— Кому принадлежит карета?
— Хозяину бала, разумеется. Он рассылает не только приглашения, но и транспорт. Герцог Элиас Войский. Слышал о таком?
— Конечно. Четвертый брат короля Бьюргона. Не знал, что он балуется колдовством.
— Прилично говорить, что он занимается алхимией, астрологией и математикой. Никакого колдовства, это не пристало потомку такой благородной ветви.
Да. Очень благородная. Захудалые бароны, устроившие сто пятьдесят лет назад восстание, свергнувшие слабовольного короля и создавшие новую династию. Умные, жестокие, идущие к своей цели, но никак не благородные. Они не могли похвастаться своим родством со старыми фамилиями и никогда не являлись даже самыми дальними претендентами на престол.
— Замок в их собственности?
— Я бы не сказала. Кобнэк — странное место. Иногда он принимает их, иногда — нет. У него долгая история, а скала, на которой стоит крепость, еще помнит кровавые ритуалы прошлых верований и первых людей и нелюдей Бьюргона. На что ты смотришь, Синеглазый?
— На тебя. Прекрасно выглядишь.
На ней было великолепное вечернее платье из ослепительно-белого материала, похожего на шелк. Удивительно-целомудренное, без всяких вырезов, с высоким воротником и длинными рукавами с легким кружевом на манжетах — оно между тем притягивало взор к ее фигуре. Конечно же в наряде не обошлось без алого — тонкая нитка бус, серьги и кольцо были украшены рубинами.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Платье сшили кветы.
— Духи-паучата? — удивился я. — Я считал, что они — вымысел.
— Они помогают только ведьмам, и то если хорошенько попросить. Твой камзол, кстати говоря, тоже они делали. Тебе он идет. Жаль, что ты не взял шпагу.
— Это было бы смешно — я и шпага. Смотрелось бы очень нелепо, особенно оттого, что я не умею ее носить. Достаточно кинжала.
Гертруда хотела возразить, но тут раздался протяжный леденящий душу вопль, от которого в моих жилах почти застыла кровь.
— Не думала, что его глотка способна на такой подвиг, — хладнокровно заметила колдунья.
Проповедник между тем издал новый вопль, еще более жуткий, чем прежний. Я выглянул в окно:
— А я все думал, как мы доберемся до Бьюргона из Фирвальдена. Ну… во всяком случае, это лучше, чем лететь на метле.
Земля медленно удалялась, широкий тракт сузился, превратился в полоску, запетлявшую меж грязных квадратов мокрых полей и серо-желтых пятен вечерних рощ. В отдалении промелькнула деревушка — серо-коричневые крыши, плетни, водяная мельница, кладбище. Промелькнула и сгинула за холмами, будто ее и не было.