Страж. Тетралогия
Шрифт:
Мужчина, указавший мне направление, не соврал, и первый же прохожий показал на трехэтажный дом бургомистра. Я постучал в дверь, которая через минуту распахнулась, и сразу откинул полу куртки, показывая кинжал пожилому слуге.
— Сейчас сообщу, — кивнул он. — Вам придется подождать.
Ждать пришлось в светлой комнате, где главным украшением был камин и огромные оленьи рога. Бургомистр, дородный мужчина в теплой распахнутой шубе, вошел в нее стремительно и сказал, даже не представившись:
— Нет!
Я переглянулся с Проповедником, и тот пожал плечами, говоря тем самым, что тоже не понимает, что происходит.
— Что нет? — уточнил я.
— Не заплачу.
— За что?
Бургомистр нахмурился и сказал:
— Мне сказали, что вы страж.
— Верно.
— Стражи обычно уничтожают темных душ.
— И снова в точку. — Я решил проявить терпение.
Он начал понимать, что я ни черта не понимаю, и недоуменно вопросил, всплеснув руками:
— Так вы не по поводу темной души?!
— В Дерфельде есть темная душа?
— Так я о том и толкую, страж! Так вот — мой ответ «нет». Не заплачу даже медяка. Ваш коллега уже успел содрать с меня десять цехинов, [45] предназначенных для рождественских празднеств, которые мне пришлось вытащить из городской казны. Город больше не может тратить такие суммы.
— Я пришел к вам не по этому вопросу. Бургомистр нахмурился, водрузил на голову ромбовидную ондатровую шапку, которую до этого держал в руках:
45
Название золотого дуката в Фрингбоу.
— Погибший страж?
— Верно.
— Я уже все рассказал вашему коллеге.
— Теперь придется рассказать мне, — стальным голосом произнес я, потому что этот тип уже начал меня доставать. — Если, конечно, вы не желаете, чтобы Братство проводило полноценное расследование в вашем городе.
Он обреченно вздохнул:
— Хорошо. Не возражаете, если мы пройдемся? Я тороплюсь на заседание купеческих общин.
Я кивнул, и мы вышли на улицу, оставив Проповедника в доме. Того заинтересовала фарфоровая статуэтка танцовщицы, работы литавских мастеров, и он крутился вокруг нее, стараясь запомнить все детали, начиная от стройных белых ног и заканчивая короткой синей юбочкой.
— Что вы хотите узнать?
— Как было его имя?
— Марцин. Совсем еще молодой парень.
Стража с таким именем я не помнил. Возможно, кто-то из новичков. Я слишком редко бываю в Арденау, чтобы знать в лицо все выпуски.
— Что он здесь делал?
— Обычная ваша проверка, никаких душ у нас не было, так что он походил, а потом исчез. Подумали, уехал, даже не подписав бумаги, пока его тело не нашел художник. Я приказал отправить письмо в Братство, как только узнал о трагедии.
— Вы поступили совершенно правильно. Что-нибудь еще можете сказать?
— Да нет… — Он небрежно кивнул, отвечая на приветствие горожанина. — Нормальный парень. Дружелюбный и веселый. Жить бы ему и жить… Что его на Чертов мост потянуло, ума не приложу. Начальник городских караулов порасспрашивал жителей, но ничего конкретного узнать не смог. Выходит, что и стражи порой отчаиваются в жизни, несмотря на то, что она у них длиннее, чем у обычных людей. Ну, мы пришли. Мне пора.
— Мне нужен его кинжал, — сказал я, загородив ему дорогу.
— Орден Праведности уничтожил его в тот же день, как мы нашли труп.
Я нахмурился:
— В городе есть представитель Ордена?
— Конечно, — с некоторой обидой произнес он. — Дерфельд все-таки не занюханная деревня! Госпожа Франческа сломала клинок при свидетелях. Был я, наш священник, начальник городских караулов и кастелян его милости графа. Все по закону.
— Осколки выброшены?
— Их похоронили вместе со стражем, как этого требуют правила.
— В городе в последнее время происходило что-нибудь странное?
— Только появившаяся темная душа. А так — тишина, да покой.
— Где ее видели?
— В старых амбарах, у реки Каменистой. По счастью, она не спешит выползти на улицы, хотя мы уже пригласили инквизитора.
— Он здесь не поможет.
— Поэтому я и заплатил проезжающему стражу. Вы ведь не забыли, что город больше не даст денег? — напомнил он мне, прежде чем уйти.
Я направился прочь, понимая, что ничего более узнать от него не смогу.
Старые амбары располагались на берегу бурлящей Каменистой, которая, несмотря на холод, и не думала замерзать. Серо-голубая ледниковая вода гремела, словно пехотные боевые барабаны, возвещающие о начале атаки. На противоположном берегу уже начинались необжитые земли — холмы, покрытые ельником, которые поднимались все выше и выше и, наконец, превращались в горы.
Городской заплеск, [46] в отличие от другой стороны реки, был низким, голым и завален гладкими округлыми серо-белыми камнями разной величины, которые за многие годы хорошенько обтесала вода. Идти по ним было нелегко, они оказались скользкими от наледи.
До жилых кварталов отсюда далековато. Вокруг — глухие окраины, где местные держат огороды. Судя по всему, раньше старые амбары принадлежали маслобойне, которую снесла поднявшаяся река во время одного из весенних паводков. Теперь большие просторные строения пришли в упадок, и из пяти зданий полностью сохранилось лишь одно — самое дальнее от реки. Все остальные выглядели столь жалко, что о том, чтобы их восстановить, не могло быть и речи.
46
Узкая, обычно отлогая береговая полоса.
Оскальзываясь и чертыхаясь, я подошел к уцелевшему строению в тот момент, когда дверь распахнулась и амбар выплюнул из своего чрева человека. Тот пролетел пару ярдов, ловко приземлился на руки и, совершив перекат, встал, ругаясь на чем свет стоит.
Из барака раздался издевательский замогильный хохот.
Мужчина сплюнул, увидел меня, и на его красивом лице отразилось удивление:
— Клянусь всеми святынями нашего мира, я не верю, что это ты!
— Привет, Львенок, — сказал я. — Что ты сделал со своими волосами?