Страж
Шрифт:
– Меня в городе уже знают, и моя персона ни для кого не является загадкой. А вот ты – темная лошадка, Людвиг. До поры до времени. Пока Тринс знает только об одном страже. Поэтому если ты согласишься помочь и мы будем действовать быстро, все останутся с носом.
– Пожалуйста, поподробнее про этих «всех».
– Все это все. Церковники, городские власти и Орден Праведности.
– Твою мать! – с чувством сказал я, услышав о последних. – А эти уроды каким боком влезли в твою историю? Во что тебя, а теперь и меня хотят впутать, Карл?
Он помолчал и осторожно ответил:
– Дело странное, если честно.
– Что он совершил? Превратил воду в городском фонтане в вино или взглядом лечит прокаженных?
– Парень, судя по всему, внезапно стал Видящим. Твердил что-то про души и прочее.
– Этого слишком мало, чтобы его упекли в монастырь или им заинтересовался Орден.
– Но он заинтересовался. И начал поиски. А городские власти спрятали Хартвига за святым забором, ожидая отмашки из столицы или пока страсти не поутихнут. Представь, что будет, если Орден найдет его быстрее, чем Братство. Ты ведь знаешь, как наши магистры свирепеют, когда их обыгрывают. Никому из них это не понравится. А значит, с меня живьем снимут шкуру, потому что я провалил щекотливое задание. Мне надо доставить парня в Богежом.
– Это почти сто миль на северо-запад. Самая граница с Бьюргоном.
– Да. Но ближе никого из стражей нет. Вот дело и взвалили на мои плечи.
– Пока не появился я. И теперь ты перекладываешь его на мои.
– Верно мыслишь. – Карл не отвел взгляда. – Магистры написали мне, когда ты заглянешь в город, и обязали передать тебе их приказы. Люди Ордена дышат мне в затылок. Они либо докопаются до кого-то из городского совета, либо понадеются, что я наведу их на парня. Получается – у меня есть реальный шанс водить их за нос, а ты в это время скроешься вместе с Хартвигом.
– Чтобы скрыться, надо сперва вытащить его из монастыря. Ты, видно, с ума сошел, если хочешь привлечь внимание церковников.
Он запустил пятерню в бороду, рассеянно «расчесал» ее и сказал:
– Я не могу тебя заставлять, Людвиг. Если ты откажешься – пойму. Но подумай, раз Орден проявляет такую активность, да не где-нибудь, а в Фирвальдене, где после истории с епископом Урбаном он на плохом счету, значит, все серьезно. Не знаю, зачем им этот парень, но он достаточно важен, коль уж они так суетятся.
– Да. Это очень подозрительно. Не случись истории с Урбаном, городские власти не смогли бы скрыть от Ордена правду. Но долго они все равно не продержатся и рано или поздно выдадут нужную информацию.
В любом случае трактир придется сменить. Если все так нешуточно, умные люди достаточно быстро смекнут, куда ходил Карл, и проведут ниточку ко мне.
– Это нужно Братству.
– Вот только не надо про Братство и его нужду, Карл! – тут же окрысился я. – Всю патетику и «надо» ради «надо», без всяких объяснений, оставь для зеленых юнцов. Меня давно уже не поймать на подобную удочку. Мы с тобой работаем, чтобы избавлять мир от темных сущностей, а не играть в политику и лезть туда, где оторвут голову из-за какой-нибудь никому не нужной глупости!
Гансик разглядывал меня так, словно видел впервые. С уважением, хотя я ничего особенного не сказал.
– Но ты поможешь? – спросил Карл почти что жалобно.
– Помогу. Тебе. За мной долг после того февральского брода, когда ты меня вытащил из воды.
– Спасибо, – проникновенно произнес он и тут же перешел на деловой тон: – Все надо сделать быстро. Желательно сегодня ночью. Я отвлеку всех, кого смогу, а ты довезешь парня до Богежома.
– Угу. Всего лишь пара пустяков. Понадобятся лошади. И деньги. И кое-какие вещи.
– Я подготовлю. Ты не пожалеешь.
Я не стал криво усмехаться, но представил, что скажет на все это старина Проповедник.
Проповедник не сказал ничего. Даже идиотом не стал называть. Лишь покрутил пальцем у проломленного виска и вздохнул, как лекарь над постелью безнадежного больного, которому не помогло кровопускание. А вот когда узнал, как я планирую оказаться в монастыре, произнес с горечью, что до таких преступлений он, человек церковный, никогда не опускался и участвовать в подобном мероприятии не планирует.
Мораль у старины Проповедника такая же гибкая, как фаледская сталь. Гнется туда, куда прикажут. С одной стороны, ему ничего не стоит осквернить причастие, с другой, проникнуть в обитель монахов, обрядившись в их одежду, – преступление против веры. Впрочем, я даже был рад, что его со мной не будет. Опять бы стал путаться под ногами.
Был поздний вечер, солнце закатилось, но небо оставалось светлым по горизонту, вспыхнув ало-оранжевой пеленой. Полотняные ворота у же закрывались, но я успел покинуть город, выйдя из него вместе с шестью пилигримами, отправляющимися в Нарару, чтобы поклониться мощам святого Луки. Правда, на паломников они были похожи лишь благодаря серым плащам. Во всем остальном – настоящие наемники. Под плащами бряцала целая гора оружия, что, впрочем, и неудивительно в связи с ночной прогулкой. Я бы, на их месте, поостерегся путешествовать по пустым полуночным дорогам. Мало ли кого на них можно встретить.
Я оставил путников сразу после моста через обмелевшую реку, свернув на дорогу к монастырю, находившемуся меньше чем в четверти мили от городских стен. В воздухе висел густой запах остывающей земли, душистого клевера и теплого летнего ветра, весь день носившегося где-то над бескрайними пастбищами. Я шел вдоль реки, в зеркальной воде которой теперь отражались лиловые облака. Их животы скрывшееся солнце окрасило темно-бордовым.
Под берегом, в густых камышах, несколько раз что-то гулко плеснуло. Возможно, это рыба ударила хвостом, а быть может, кто-то иной. В любом случае я не собирался туда лезть, чтобы проверить. Кто бы там ни прятался, пусть даже тинник или топлун, меня это не слишком сейчас заботило. Уверен, если речные жители начнут докучать наземным, те найдут способ с ними справиться. Сетью, порохом или отравой. Люди всегда придумают способ, с помощью которого можно избавиться от неугодных соседей.
Дорожный саквояж пришлось заменить старой торбой, так как она привлекала гораздо меньше внимания. Бело-черное монашеское одеяние с широкими рукавами и глубоким капюшоном оказалось мне вполне впору. Вместо пояса я повязал пурпурную веревку, говорящую о том, что я принял обет молчания. Карл позаботился о моем маскараде и легенде. Последняя была неказиста и проста: мне рекомендовалось помалкивать и побольше мотать головой, благо веревка должна была избавить меня от большинства глупых вопросов.