Стража Колдовского мира
Шрифт:
— Кто ты? — Кетану показалось, что он сказал это вслух, но тут же понял, что задаёт вопрос мысленно.
Он увидел, как она улыбнулась, показав острые зубки. Подняв руки, она провела ладонями сверху вниз, оглаживая себя по бокам, словно ей по-женски захотелось убедиться, что она действительно такова, какой ей хочется быть.
Кетан сделал над собой огромное усилие. Он не хотел предстать перед ней в облике парда, чтобы не спугнуть своим видом чудесное видение. Ему очень хотелось дотронуться до неё, чтобы убедиться, что она действительно существует.
Его
— Нравится тебе то, что ты… увидел? — спросила она. Её мысленный вопрос прозвенел, точно туго натянутая струна. Ему показалось, что ей нелегко далось его высказать.
— Нравится! — откликнулся он голосом парда. Она отозвалась беззвучным смехом:
— Терпение, четвероногий! Если судьба будет милостива к нам, мы все дождёмся в конце концов того, к чему стремимся. Я уже долго жду… — закончила она потухшим голосом.
Призвав все оставшиеся силы, Кетан попытался её удержать. Но так же, как лунный цветок, она растаяла у него перед глазами. Кетан остался в одиночестве, благодатный покой, который он испытал в святилище, для него был нарушен.
Он знал, что исчезнувшая гостья не могла быть посланницей Тьмы. Быть может, она служила Владычице, чьё изваяние находится на каменном престоле, и та послала её, чтобы напомнить ему о себе? Или то была какая-то весть?
Кетан понял, что больше ему не заснуть. Свернувшаяся у него в ногах Юта заворчала во сне. Он укрыл кошку одеялом, а сам отправился в путь, поискать за пределами очарованной рощи что-нибудь земное и обыкновенное, что было бы более доступно для его понимания.
— Кто идёт? — окликнул его голос из мрака, и Кетан подумал, что, как видно, не только ему трудно воспринимать это загадочное место как обитель чистого Добра.
— Фирдун? — спросил он, услышав знакомый голос.
В темноте послышалось движение, и невидимая рука крепко стиснула его локоть:
— Существует множество разных талантов; у каждого из нас есть свой. Это мы знаем.. Но… Не кажется ли тебе, что твоя сестра нашла этой ночью такую стезю, которая уведёт её далеко от наших земных путей?
— Не знаю, — искренне ответил Кетан.
Новая встреча отвлекла его от размышлений о ночной посетительнице, и он задался вопросом, отчего это сына Грифонии так взволновал обряд, при котором они оба присутствовали.
— Ведь вы с нею одного племени, — начал свои объяснения Фирдун, но Кетан перебил его, не дослушав:
— Между нами нет кровного родства, мы только воспитывались вместе. Я, как тебе известно, оборотень, а Эйлин воспитанница моей матери, целительницы и Колдуньи. Когда обнаружилось, что она обладает великим даром, её отправили в Линарк, а там поняли, что её призвание — служение Луне.
— У этих эсткарпских женщин хватило силы, чтобы сдвинуть горы, — сказал Фирдун, и Кетан, несмотря на темноту, в которой не видно было лица собеседника, расслышал в его голосе жестокую обиду. — Но к мужчинам они относятся как к низшим существам. О! — горько воскликнул Фирдун, и Кетан ощутил дуновение ветра от резкого взмаха, которым сопровождался этот стон. — Я сам не знаю, что говорю, но только, если Эйлин нас покинет..
— Этого не случится, пока мы не выполним своей задачи, — сказал Кетан.
Он уже начал догадываться, в чём тут дело… Эйлин… Сын земли Грифонии. Извечное влечение мужчины к женщине и женщины к мужчине. Так было всегда от начала времён. Порой они ошибаются, и это кончается горем, а порой, как случилось с родителями Кетана, Джилан и Херрелом, их связывают столь крепкие узы, что их ничто не может разорвать. Но со стороны никогда нельзя заранее угадать, чем это должно кончиться.
— Она останется с нами, — повторил Кетан, хорошо понимая, что для Фирдуна это лишь слабое утешение. — Она останется с нами, пока мы не выполним нашу задачу. Со временем многое меняется, и несходные таланты иногда на удивление хорошо приспосабливаются друг к другу.
В ответ послышался вздох, затем Фирдун сказал:
— Вон там, рядом, — стан кайогов. Пойдём, что ли, покараулим вместе с ними?
Он сказал это так, словно о том, чтобы поспать, для него не могло быть и речи.
Вдалеке от рощи, окружавшей чудесный престол, Гьюрет в полном воинском снаряжении, готовый к любой неожиданности, шёл по следу, который мог отыскать только такой опытный коневод, как он. Тщательно отобранные для похода верховые лошади из кайогских табунов были приучены поджидать своего наездника на том же месте, где их оставили, для этого всаднику достаточно было перекинуть уздечку, чтобы она волочилась по земле.
Поэтому стеречь приходилось только вьючных лошадей, отличавшихся строптивостью. Однако на этот раз кайогам доставил много лишних хлопот молодой мерин Васан. Гьюрет объяснял это тем, что рядом паслись кони оборотней, хотя эти животные, как и положено хорошо обученным боевым коням, вели себя спокойно и никого не трогали.
Нынче ночью кайоги, взволнованные тем, что им довелось увидеть в незнакомом святилище, разбивая свой стан, не позаботились о том, чтобы хорошенько стеречь лошадей, а просто выпустили их пастись на лугу. Вьючных лошадей они, как всегда, не оставили без присмотра, а верховых предоставили самим себе. Тем не менее, они, как и следует в незнакомой местности, выставили одного караульщика, обязанного следить за конями и, прохаживаясь среди пасущегося табуна, негромко разговаривать с лошадьми, успокаивая их привычными словами.
Гьюрет обнаружил, что Васана нет рядом с Вартином, с которым они всегда ходили в паре. Обойдя по кругу весь табун и убедившись, что Васана нигде не видно, он вернулся в стан, разбудил Обреда и предупредил, что отправляется по следу на поиски пропавшего коня. Коней совсем недавно выпустили на пастбище, и Гьюрет не мог понять, почему Васану вздумалось убежать. Васан принадлежал к его тройке: каждый из кайогов взял с собой по три лошади, так как две нужны были для подмены, чтобы животные не слишком утомлялись, поэтому Гьюрет считал себя ответственным за странное поведение Васана.