Стража! Стража!
Шрифт:
— После прицеливания. — сказал сержант Двоеточие. — Я прицелюсь.
Валет кашлянул.
— В этом случае шансы будут гораздо меньше, чем миллион к одному. — сказал Морковка. — Они могут быть сто к одному. Если дракон будет лететь медленно и пятно будет большого размера, то практически со стопроцентной уверенностью.
Двоеточие собрался что-то сказать, но слова замерли на губах. Полная уверенность, что можно попасть в цель. Он покачал головой. — Не-ет. — сказал он.
— Тогда нам остается только одно. — медленно сказал Валет. — поправить
Около среднего прута в штукатурке образовалось неглубокое отверстие. Оно было небольшое, Бодряк знал об этом, но это было начало.
— Как бы то ни было, вы не нуждаетесь в помощи? — сказал Патриций.
— Нет.
— Как хотите.
Строительный раствор наполовину сгнил, но прутья решетки были глубоко вмурованы в камень. Под толстым слоем ржавчины оставалось еще много не сгнившего железа. Эта работа требовала много времени, но это было хоть что-то, над чем надо было работать, и она приносила блаженное отсутствие всяческих мыслей. Это было упоительное, блаженное занятие; вам было известно, что если вы продолжаете откалывать по кусочку, то наконец одержите победу.
Единственной проблемой оставалось «наконец». Наконец Великая А"Тьюн могла достичь конца вселенной. Наконец звезды могли сойти с орбит. Наконец Валет мог принять ванну, хотя это могло повлечь за собой радикальное переосмысливание природы Времени.
Так или иначе, он продолжать выковыривать раствор, а затем остановился, увидев как снаружи, очень медленно, упало что-то маленькое, розового цвета.
— Кожура арахиса? — сказал он.
Морда Библиотекаря, с выступающими челюстями, появилась в зарешеченном оконном проеме вверх ногами, и расплылась в такой ужасающей улыбке, что не оставалось ни малейшего сомнения, что это он.
— У-ук?
Орангутанг спрыгнул со стены, вцепился в пару прутьев решетки и потянул на себя. Мускулы на его бочкообразной груди вздувались и ходили ходуном, исполняя павану прилагаемым усилиям. Пасть, усеянная желтыми зубами, приоткрылась в молчаливом усердии.
После нескольких приглушенных рыков прутья поддались и сломались. Обезьяна отогнула их в сторону и устремилась в образовавшуюся брешь. Затем длиннейшие руки Закона ухватили подмышки изумленного Бодряка и одним движением вытащили его наружу.
Отряд обозревал дело своих рук.
— Хорошо. — сказал Валет. — А теперь, каковы шансы у человека, стоящего на одной ноге, с носовым платком в рту, стреляющего в уязвимые места дракона?
— М-м-м. — сказал Двоеточие.
— Шансы чертовски длинные. — сказал Морковка. — Хотя убежден, что моток закончится на крыше.
Двоеточие остановил перебранку. — Решайтесь. — сказал он. — У меня затекли ноги.
Бодряк поднялся с булыжной мостовой и посмотрел на Библиотекаря. Он испытывал нечто, что для многих людей является шоком, обычно в гораздо менее приятных обстоятельствах, вроде той потасовки в Штопаном Барабане, когда обезьяна возжелала немного мира и покоя, чтобы вдумчиво насладиться пинтой пива, это ощущение сводилось к одному: Библиотекарь мог выглядеть
— Это было изумительно. — вот и все, что он нашел сказать. Он посмотрел на перекрученные прутья, и у него помутилось в голове. Он поднял покореженный металлический прут. — Ты случаем не знаешь, где может находиться Обычный? — добавил он.
— И-ик! — Библиотекарь ткнул ему в нос потрепанный клочок пергамента. — И-ик!
Бодряк читал написанные слова.
К всеобщему удовольствию… с последним ударом часов в полдень… высокорожденная непорочная дева… соглашение между правителем и управляемым…
— В моем городе! — зарычал он. — В моем, черт возьми, городе!
Он сгреб Библиотекаря за волосатую грудь и поднял на уровень глаз.
— Который час? — заорал он.
— У-ук!
Длинная, покрытая рыжими волосами рука протянулась вперед. Взгляд Бодряка последовал за указующим перстом. Солнце приобрело вид небесного тела, которое находится в вершине своей орбиты и посматривает на свой длинный, ленивый путь вперед, катясь к покровам сумерек…
— Я, черт возьми, не собираюсь с этим мириться, понятно? — кричал Бодряк, трясся обезьяну взад и вперед.
— У-ук. — терпеливо указал Библиотекарь.
— Что? Ах. Прости. — Бодряк опустил обезьяну, которая предусмотрительно не задавала никаких вопросов, ибо разозленный человек в состоянии поднять трехсотфунтовую обезьяну не заметив, что это человек, у кого полно своих мыслей.
Сейчас он внимательно рассматривал внутренний двор.
— Отсюда нет никакого выхода? — сказал он. — Я имею в виду, не перелезая через стены.
Он не ждал ответа, а ринулся вдоль стены и отыскал узкую, грязную дверь, толчком открыв ее настежь. Она была не заперта, но он толкнул ее просто так. Библиотекарь следовал за ним, раскачиваясь и приплясывая.
Кухня, по ту сторону двери, была совершенно пустая, прислуга окончательно утратила свои нервы и решила, что все благоразумные шеф-повара воздержались от работы в учреждении, где наличествовал мерзавец с пастью, большей чем они сами. Двое дворцовых стражников доедала холодный ланч.
— Сейчас. — сказал Бодряк, в то время как они наполовину привстали. — У меня нет ни малейшего желания иметь…
Те казалось не хотели прислушаться. Один из них потянулся за самострелом.
— Ах, черт с ним. — Бодряк схватил нож мясника, лежавший позади на колоде, и швырнул его.
Существует искусство метания ножей, и вам даже нужен особый нож для этого. С другой стороны он действует точно также, как и тот что совершенно не попадает в цель.
Стражник с самострелом наклонился вбок, выпрямился и обнаружил, что пурпурный ноготь мягко заблокировал спусковой механизм. Он оглянулся. Библиотекарь стукнул его прямо по макушке шлема.
Второй стражник отпрянул назад, судорожно размахивая руками.
— Нет-нет-нет! — сказал он. — Это недоразумение! Что вы такое говорили о том, что вы не желали делать? Милая обезьянка!