Страждущий веры

Гольшанская Светлана

«Я могу подержать тебя телепатией, пока ты спишь», — услужливо предложил Микаш.

«Лучше сдохнуть!»

От возмущения сон разогнало, но встряски хватило всего на полчаса. Начался крутой спуск, сильно качало и приходилось крепко держаться, чтобы не выпасть.

— Привал! — после целой вечности скомандовал Асгрим.

Я с трудом спустилась на ослабевшие ноги, стянула с лошади свёрток с одеялом и завалилась спать. Вейас тронул меня за плечо всего через пару мгновений. Небо серело, становилось сизым. Занимался рассвет.

—

Едем.

Вейас сунул мне в руки плошку с остывшей похлёбкой и кивнул на уже посёдланную Кассочку. Пришлось заглатывать завтрак на ходу и догонять отряд вместе с братом.

— Ничего, — успокаивал Асгрим. — До Нижнего леса пара переходов. Там отдохнём.

Дожить бы!

Узкая дорога вилась между гор, то поднималась к лысым вершинам, то спускалась в глубокие каньоны и пряталась под сенью чёрных сосен-исполинов. Солнце выглядывало на пару часов, но и этого хватало, чтобы глаза уставали до боли от горящего в ярких лучах снега. Лучше быть слепым и блуждать во мраке, чем мучиться так. Только сумерки приносили облегчение. Темень здесь не была такой уж кромешной. Снег выделяется на фоне неба, деревьев и скал. По звуку мы догадывались, насколько глубоки сугробы, есть ли настовая корка, растянулась ли наша цепочка и не отстал ли кто.

В горных долинах даже зимой кипела жизнь. Трубно мычали стада косматых овцебыков, едва заметными тенями мелькали белоснежные козероги. Лишь сиплое блеяние позволяло разглядеть их до того, как они убегали. Ухали громадные совы, выскакивали из-под копыт неотличимые от снега песцы. В низинах, в чащах лесов выглядывали из-за толстых стволов голодные волчьи глаза.

Когда мы поднимались на высоту, дышать становилось тяжелее, воздух давил на грудь обжигающей ледяной глыбой. Пот лил градом, несмотря даже на лютые морозы, закладывало уши, тисками сдавливало голову, пересыхало во рту.

Дни сливались в нескончаемый переход с редкими остановками, когда я едва успевала поесть и поспать. Забывала, для чего и куда еду. Ветер усиливался, налетали метели. Лицо приходилось закрывать шарфом, чтобы оно не обветрилось до костей. Одежда покрывалась сосульками, холод оседал инеем на краях капюшона. Голова соображала туго, чувства притупились, я уже ничего не видела и не слышала вокруг, кроме тускло-серой шеи Кассочки и хруста снега под её копытами. Не заметила даже, как пейзаж вокруг изменился: мы спустились к самым подножьям, утих ветер, потеплело, тенью поднялся еловый лес.

— Привал!

Я соскользнула с лошади и, не дожидаясь ужина, залегла спать. Вздрагивала через каждые пять минут, пока не рухнула в небытие. Миновало не меньше десяти часов, а может, и двенадцать, судя по затёкшим мышцам и головной боли. Было светло, но тени стремительно удлинялись. Последний день угасал на пороге долгой зимней ночи. Солнце помахало тусклым лучом и до весны скрылось за горизонтом. Может, к лучшему: глаза отдохнут от свербящего света.

Взбодрившись,

я поднялась и затушила гревшую меня нодью из больших поленьев. Между еловыми стволами полыхал костёр, вокруг которого заседал остальной отряд. Я направилась к ним.

— Привет, соня! — Брат потянул меня за руку и, усадив рядом, вручил плошку с ранним завтраком… или поздним обедом. Впервые за прошедшие дни я чувствовала вкус пищи. Это была размоченная сушёная треска или оленина?

— Если нет возражений, тянем жребий. — Асгрим вручил соседу холщовый мешок. Тот вынул из него палочку с зазубринами и хмыкнул.

— Что происходит? — прошептала я брату.

— Распределяем дежурства. Все хотят хорошенько отдохнуть перед очередным броском. Говорят, мы даже до половины не дошли.

— Кошмар!

Отощавший мешок передали мне, и я без задней мысли сунула внутрь руку.

— Если не хочешь, можешь не участвовать. Все поймут, — улыбнулся брат.

— Для женщины это слишком. Мы никогда не берём их в походы, — поддержал его Асгрим.

Они считают, что я слабая? Обсуждали, что зря взяли меня с собой? Я не так хорошо держалась последние дни, но…

— Всё в порядке. Я подежурю вместе со всеми, — я вытянула палочку и, вручив мешок брату, сосчитала зазубрины. Три.

— Кто ещё третий?

Я с надеждой глянула на Вейаса, на Асгрима, потом на других туатов. Микаш, сидевший на противоположном конце костра, медленно поднял руку. Конечно, моя удача! Но отступать нельзя, иначе все подумают, что я струсила.

Доела похлёбку, покормила лошадей, размяла ноги, и с наступлением темноты снова завалилась спать. Вей, которому досталось дежурить передо мной, разбудил, когда подошла очередь.

— Ты можешь отказаться в любую минуту, — напомнил брат, укутываясь в одеяло.

Я потянулась, стряхивая остатки сна, и упрямо глянула на поляну. В отсветах пламени виднелся широкоплечий силуэт Микаша — раза в два крупнее любого из туатов.

— Я же не в пещеру к медведю иду.

Я подошла к костру, уселась и пошевелила поленья палкой.

— Не делай так, всё развалится и потухнет, — заворчал Микаш. — Поспи лучше, я никому не скажу.

— Так я тебе и поверила, — огрызнулась я, но подпалённую палку бросила в костёр. — И вообще, я, кажется, просила со мной не разговаривать ни вслух, ни мысленно.

— Гордая ты слишком, от этого все беды: и у тебя, и у брата. Вышла бы замуж и сидела у камина за толстыми стенами, а не тащилась с шайкой демонов на край света.

— За твоего бывшего хозяина? Знаешь, что он хотел со мной сделать после рождения наследника? Должен знать — ты ведь всех читаешь.

— В его голове было столько дряни, что я старался туда не соваться.

Я вскинула брови. Он юркой, любопытной змейкой скользнул в мои мысли и принялся в них копаться. Я раскрыла перед ним воспоминания о подслушанном в шкафу разговоре.