Стражи Красного Ренессанса
Шрифт:
Из толпы донеслись одобрительные возгласы.
— …Краснознаменной Гвардейской дивизии имени Марвина Химейера!
Гул на площадке нарастал.
— И песня посвящается тем славным парням, которые имели во все дырки вражью погань! Как внутреннюю, так и внешнюю! Это… — Марик улыбнулся, поправил микрофон на щеке и, вскинув вверх кулак, прокричал:
— Битва за Утопию!
Поднялся невероятный ор, и Леша снова оглох. Теперь он мечтал лишь об одном: поскорее покинуть это проклятое место — адский Израиль, Содом, Вавилон и Рим периода упадка одновременно. Если бы не шеф, если бы не задание, Планкин давно убрался бы отсюда…
Опять
Запищал гологенератор, и над сценой появились полупрозрачные танки, несущиеся по выжженной равнине сквозь волны виртуального пламени. Вспышка огня — Леша узрел сотни тянущихся к сцене рук, причудливый фэнтезийный лес, дергающийся в полутьме нереального зарева.
Планкин вслушался в смысл песни. В ней нельзя было найти патриотического пафоса или славословий в адрес героев, погибших в боях. Текст являл собой смесь легкой антисоветчины и оголтелого стремления к разрушению в стиле: «гори, гори, мать твою, гори, гори к ядреной фене…» Из уроков теории управления массами, которые проводились на старших курсах закрытого особого специнтерната, Леша помнил, что подобные вещи в дозированном виде просто необходимы для контроля над людьми. Если уж кто-то недоволен, то ему нужно позволить спустить пар, протестовать, но бессистемно, неосознанно, без четкой программы действий. Эмоции вместо разума и эпатаж вместо поступков. Однако согласиться душою с этим положением Леша никак не мог. В конце концов, подобный прием был впервые использован либеральной олигархией, а не советами. И тогда какая разница между ними?
Тем временем Марик, войдя в раж, мечась из стороны в сторону по краю сцены, точно разъяренный тигр по клетке, перешел на крик, отдаленно напоминавший пение:
— Вот закончен смертный бой, и теперь нас ждет с тобо — о-о — о-й…
И вдруг нагрянула тишина, погасли огни, перестал работать гологенератор, сцена погрузилась во тьму и безмолвие. Исчезло давление звука и света, отчего возникло двоякое ощущение, будто, потеряв вес, поднимаешься в воздух и в то же время разрываешься изнутри, поскольку извне тебя уже больше ничто не сдерживает.
«Электричество вырубило», — мелькнула мысль в Лешином мозгу, потерявшем на миг пространственно — временную ориентацию.
Власть абсолютного ничто, состоявшего из смеси мрака и беззвучия, длилась вечную секунду или, может быть, вечные две секунды, а затем яркая вспышка ослепила рэд — металлистов, бешено загромыхали басы и барабаны и над площадкой разнесся остервенелый голос Марика, окончательно сорвавшегося на крик:
— Утопия!.. В жопе ты и в жопе я!!!
Толпа гудела, толпа орала, толпа неистовствовала. Сотни и сотни рук в едином ритме вздымались к мерцающей сцене. Сотни и сотни глоток вслед за вокалистом повторяли одни и те же слова:
— Утопий — а-а — а!.. В жопе ты и в жопе й — а-а — а!!!
Леша, придя в себя, мысленно отделился от этого безумства и, наконец, сумел взять себя в руки. Он огляделся. Среди прыгающих и кричащих людей Роба не было. Шеф куда-то испарился.
— Утопий —
Люди на площадке ликовали, дружно выкрикивая:
— Давай еще! Давай еще!
Шестое чувство подсказывало Планкину, что Гордеев находится где-нибудь за сценой или даже уже на ней, просто отсюда он невидим. И действительно, Марик как-то странно покосился влево, лицо его приобрело вполне вменяемый не рокерский вид, ухмылка слезла с лица. В этот момент на подмостки вновь выскочил ведущий — азиат. Вокалист что-то шепнул ему на ухо, тот, внимательно выслушав, кивнул, и, заулыбавшись, обратился к толпе:
— Камарады, а теперь давайте перейдем к нашему импровизированному рингу, который находится возле первой сцены. Бои без правил ждут вас! Добровольцы приветствуются! За победу дается тридцатка, поражение — червонец. В случае если наши судьи признают ничью, по две десятки обоим участникам! Каждый бой длится пять минут!
Зрители потянулись в сторону очередного развлечения, толпа начала редеть. Спустя минуту Леша увидел Роба, за которым плелся непутевый вокалист. Планкин направился навстречу им. Марик, стянув с себя бандану, шел нехотя, будто на расстрел. А, может, так оно и было — Гордеев в гневе способен на любой поступок. Да, сейчас он двигался расслабленно, мило улыбаясь прохожим, но Леша знал, что благодушие шефа обманчиво и очень опасно.
— Марко! — схватил за руку вокалиста один из байкеров — охранников. — Ты уже сваливаешь? Ты вроде еще две песни должен спеть.
— Да должен был, — горько ухмыльнулся Марик, бросив косой взгляд на Лешу, — но у меня проблема, мама умирает, последняя стадия рака. Мне нужно срочно к ней. Иначе могу не успеть.
Такого укола от напарника Планкин просто не ожидал. Он почувствовал, как неконтролируемая ярость накрывает его с головой, руки сами с собой сжались в кулаки.
«Пистолет! Жаль, я оставил его в машине! Мразь!» — пытаясь обуздать гнев, Леша покрылся испариной, дыхание его чуть заметно участилось. Роб бросил на Планкина испепеляющий взгляд, в котором явно читалось: «Держи себя в руках».
Действительно, стоит только начать драку… и никакие навыки ближнего боя не спасут от стада бешенных краснобайкеров.
Леша, стараясь успокоить нервы, сделал глубокий вдох.
— Ну если так… — озадаченно произнес смутившийся охранник и отступил на шаг.
Спустя полчаса автомобиль находился в пяти километрах от трансконтинентальной магистрали. По требованию Роберта Леша свернул на обочину и погасил фары. Поднявшийся ветер рассеял вечерний августовский зной, а заодно пригнал со стороны Балтийского моря тучи, закрывшие большую часть звездного небосклона. В каких-то десяти метрах от Хонды чернела лесополоса. Освещение на этом участке дороги отсутствовало.
— Дай мне пистолет, — обратился Роберт к Леше тоном, не терпящим возражений, — а ты, чучело, — сказал он Марику, — вылазь из тачки и иди за мной!
Планкин, хоть его никто и не звал с собой, последовал за шефом и провинившимся подчиненным. Остановившись возле деревьев, яростно шумящих на ветру, Роберт повернулся к Марику и тихо, но отчетливо прошипел:
— Я тебя, придурок, предупреждал о том, что связь отключать нельзя?
— Предупреждал, — не стал отнекиваться Марик, глядя прямо в глаза шефу. Без страха, спокойно, с вызовом.