Стражи Перекрестка

Маслов Александр

– Что «только»?

– У нее знаки на стене. Охренеть… – Артем вдруг замолчал и уставился на шефа застывшими прозрачными глазами.

– Эй, Семин, какие знаки?

– Плохие знаки. Углем по известке.

– Ты что, с перепою? – Роберт Станиславович в свою очередь уставился на Семина настороженным взглядом. – Если стены чем испачканы, так это можно смыть.

«Такое не смоешь», – хотел сказать Артем, но вместо этого ответил:

– Извините. Дурно мне что-то. Не выспался.

– В общем, так: бери Буркова, и двигайте по вчерашним адресам. К завтрашнему

утру договора должны быть согласованы с владельцами. Понял? И ночью спать надо.

Через полчаса Артем с Бурковым вышли из агентства и двинулись к Белой Ромашке. Мимо гремели трамваи с пестрыми рекламными надписями. В воздухе до головокружения пахло цветущей акацией и выхлопными газами автомобилей. Семин, ведя за собой Буркова, долго шел молча. К следующему перекрестку Сашка потерял терпение и спросил:

– Рассказывай, что там у тебя. Снова конский топот?

– Хуже. Все гораздо хуже. Даже не представляешь как, – Артем остановился возле лотка и, зазвенев мелочью, попросил два стакана кваса. Один протянул Буркову, с другого сдул шипящую, коричневую пену и с жадностью отпил.

– Голоса у меня, Сань. Понимаешь? – Семин наклонился к другу и почти на ухо повторил ему: – Голоса-а…

Бурков отхлебнул прохладный напиток и с изрядной порцией подозрения покосился на эксперта-оценщика.

– Очень неприятные, злые. Если б как раньше, бой барабана, лошадиный топот, то я бы принял за счастье, – продолжил Артем. – А то, просыпаюсь, а они говорят. Да такое, что по коже холодные иголки.

– Может, это нервное? Мниться все тебе? – настороженно предположил Сашка.

– Нет уж, рано еще меня записывать в психи. Я их слышал, как сейчас тебя. И есть этому еще разные материальные подтверждения.

– Какие? – Бурков прищурился.

– Надписи на стенке точь-в-точь как у старушки той, Марии Викторовны, на месте исчезнувшего зеркала. Помнишь?

Саша кивнул.

– И из холодильника пропала еда. И водку, гады, буль-буль – выпили.

– Не хорошо, конечно, – растерянно ответил Бурков, переминаясь с ноги на ногу. – А голоса какие? Что говорили?

– Говорили, что хотят меня убить… – Семин мрачно улыбнулся и выдержал паузу, словно проверяя реакцию друга. – Вот представь, какого бы было тебе, когда просыпаешься среди ночи, а с кухни хрипатый голос: «Козла этого голого вжик-вжик надо!»

– Какого козла? – опешил Александр.

– Какого… Голого. Меня они так назвали, потому что жарко и я раздетым сплю.

– Так их несколько? Голоса разные? – дошло, наконец, до Буркова.

– Разные: один хриплый, мужской, как у простуженного бомжа. Другой – ничего, женский. Приятным был бы, если б при других обстоятельствах.

– Послушай, Тем… – Сашка напрягся, сдавливая пластиковый стаканчик. – На полтергейст это не похоже. Не бывает при нем нескольких голосов. Один считается за редкость. Может все проще: действительно бомжи? Облюбовали твою квартирку, лазают через балкон, холодильник опустошают и тебя запугивают разговорами?

– Исключено, Сань. Балкон мой, как ты знаешь, на четвертом этаже, а бомжи альпинистами

бывают редко. И как ты объяснишь бой барабана утром и конский топот? Не на лошадях же с полковым оркестром они приехали к моему холодильнику?

Бурков растеряно пожал плечами:

– Да, вряд ли на лошадях. Но и полтергейст так не проявляется. Уж знаю из книг.

– Ты из книг, а я из своей скорбной жизни. Не важно, полтергейст это или нет. Не в названии дело, а в том, что творится такое, что страшно в квартиру возвращаться. Подозреваю, нечистое явление происходит не только у меня.

– Где еще? – удивленно спросил Сашка.

– Будь умным, сопоставь: исчезнувшие зеркала при самых странных обстоятельствах. Непонятные знаки на стенах. И у меня эти знаки на фотообоях. Голоса, угрозы, продукты краденные, вылизанные тарелки. Сопоставь, Сань! Все это явления из одной чертовой табакерки. Я подозреваю… нет, я уверен, нечто серьезное происходит в нашем маленьком и тихом городе.

– Что-то действительно здесь не так. Дьявольщиной припахивает, – Бурков достал пачку Честерфилд и вытащил сигаретку. – Может заявление в милицию. У меня кум – участковый. Правда, в Горячеводске.

– Извини, но я ненормальным выглядеть не хочу, – Семин заметил, что мужчина, давно выпивший квас, подошел к ним ближе и подозрительно прислушивается, стреляя маленькими хитрыми глазками по сторонам. – Пойдем отсюда, – Артем дернул Буркова за руку и зашагал к трамвайной остановке.

– Мне нужна помощь, Сань, – сказал он, когда они отошли от лотка на три десятка шагов.

– Ночевать я у тебя не смогу, – сразу отверг Бурков. – Сам понимаешь – жена опять начнет скандалить.

– Дай мне свое ружье. Дай, а? С ним хоть отчасти спокойнее. И еще… Есть же какие-то дедовские рецепты от долбанных барабашек?

– Ружье дам и двадцать патронов с заячьей дробью. Рецепты тоже найдем. Есть один человечек, который в этом глубоко разбирается – народный целитель, белый маг, колдун и экстрасенс. Он же, кстати, двенадцатый наместник Заратуштры на Земле или уж в нашем регионе. Живет от меня в соседнем доме.

– Ты – мой спаситель, Сань! – искренне заявил Артем и поспешил к подходящему трамваю.

День сложился в целом удачно. До полудня Семин уже имел в папке договор, подписанный дамой из малосемейного общежития. Около половины второго, они – Артем и Бурков – неторопливо отобедали в кафе «Эдем». Потом посетили Марию Викторовну и добились от нее автографа на нужном документе. Кроме того, Семин срисовал таинственные знаки с простенка, где прежде висело зеркало, и еще раз расспросил хозяйку о подробностях исчезновения «маминого наследства». Повторный и неохотный пересказ старушки о событиях недельной давности не внес в сознание Семина ничего нового, кроме усилившейся тревоги. А тревога росла оттого, что Артему теперь было предельно ясно: неизвестные, воровавшие зеркала и оставлявшие черные каракули, действовали не по-человечески тихо и скрытно – значит, они были наделены нечеловеческими способностями, что делало их смертельно опасными.