Стражи Сердца. Единственная для пустынников
Шрифт:
Никогда еще меня так сильно не захватывала эмоция, которую я в априори недолжна была испытывать!
— Простите, я, пожалуй, пойду к себе. Невыносимо устала.
— О, милая! — елейно протянула Мадлен, кажется даже обрадовавшись моему уходу. — Конечно иди, отдыхай! Приятных снов, дорогая!
— Я провожу госпожу, — Ворон неожиданно поднялся следом, обгоняя меня и предлагая локоть. — Соглашусь, день был нелегок.
— Ох, вот я наконец и услышала ваш чудный голос! Что ж, кто я такая, чтобы лишать вас сна? Доброй ночи.
— Доброй ночи, — стараясь сохранять улыбку, я на подгибающихся
И только когда мы оказались на втором этаже, и растягивать губы в улыбке уже не было необходимости, Ворон неожиданно притянул меня к стене.
— Не доверяй ей.
— Что?
— Не доверяй своей сестре.
— Почему?
— Не спрашивай, я не смогу объяснить. Просто прислушайся ко мне, и присмотрись.
— Как скажешь, — растерянно выдохнула я, и медленно побрела к своей спальне, глядя на то, как Ворон закрывает дверь в свою.
Странные слова вновь покоробили что-то внутри, и я задумчиво опустилась на кровать, глядя в тройное зеркало на свое отражение, пока его не заволокла тень, появившаяся в окне.
— Не кричи, — Ворон ловко отодвинул в сторону раму и за секунду оказался в комнате, вставляя стекло обратно. — Это всего лишь я.
— И что «всего лишь ты» здесь делаешь?
Испугавшись, я прижала ладонь к лихорадочно дрожащей груди, пытаясь наладить дыхание.
— Охраняю, — просто отозвался он. — Работа такая.
Глава 13
— Но я в своей комнате, что здесь может случиться?
— Уже говорил. Я не верю твой кузине, — мужчина отошел от окна, и медленной размеренной походкой пошагал в центр комнаты, качая капюшоном из стороны в сторону, словно осматриваясь. — И ты не доверяй. Хочешь чем-то заняться или планируешь лечь спать?
— Вообще, я хотела побыть одна, — голос невольно стал тише, когда мысли вернулись к тому, на чем остановились с приходом Ворона.
Голодный взгляд Мадлен уставившийся в торс пустынника невероятно раздражал, и как я не пыталась осмыслить, не находила у себя причин для такой реакции.
Какое мне должно быть дело до того, как кто-то оглаживает его глазами?! Пусть делает, что хочет, только соблюдает условия сделки!
— Не переживай. Тайпан верен до кончиков волос.
— А это тут причем? — одеревенев от неоднозначности высказывания, единственное, что я смогла сделать, это сжать кулаки.
— Лирель, — услышав свое имя за столько дней немногословности Ворона, растерялась, чувствуя, как оно отозвалось мурашками по спине. Все-таки его голос был чем-то особенным, и так же особенно им звучало мое имя. — Я молчун, а не слепец. Так чем займемся?
Ответить ему мне было нечего.
Я просто громко и нервно моргала, прогоняя с лица мандраж, прилипший маской. Ворон продолжал оглядываться, прикасаясь пальцами то к изножью кровати, то к углам шкафа, будто прощупывая их достоверность.
— Ворон?
— Да? — протянул он, и в тишине комнаты голос его казался мягче, ниже, словно рядом урчащий зверь.
— Почему ты прячешь лицо?
— Так проще оставаться незаметным.
— Но вы с Тайпаном всегда бродите рядом, а он бросается в глаза.
— Это и делает меня на его фоне более незаметным. Согласись, даже ты обращаешь на него куда больше внимания, хотя я на том же расстоянии от тебя? — мужчина развернулся ко мне, складывая тяжелые руки на груди, отчего мышцы на них выступили, подчеркивая рисунок вен. — За все то время, что мы путешествуем вместе, я, затаившись, успел изучить тебя с разных сторон. Не только с внешних.
— Например?
Сбросив туфли, я забралась на кровать с ногами, устраиваясь поудобнее для занятной беседы. Ворон же тоже сдвинулся, и уперся бедром в деревянную спинку постели, принимая куда более расслабленную позу, чем секунду назад.
— Ты кусаешь щеку изнутри, когда тебя мучают сомнения. Кончик носа, на самой вершинке, краснеет, когда Тайпан говорит что-нибудь вызывающее. Каждый раз, когда ты неловко себя чувствуешь: гладишь ладони, едва заметно, но все же. Еще, ты наверняка не знаешь, что когда смеешься, твои ямочки на щеках становятся куда заметнее, чем, когда просто улыбаешься.
Он говорил это ровно, выдавая факт за фактом.
— Но это все внешнее.
— Угу, — капюшон согласно покачнулся. — Но я не закончил. По тому, как ты вздрагиваешь от наших прикосновений, могу судить, что твой бывший муж, хоть и был бабником, но умениями не отличался. Ты скованна. Хотя сестру обняла искренне, значит дело именно в мужских прикосновениях. Ты скептик, и не имея возможности повлиять на события предпочла бездействию учебу, зазубрив историю родной земли от корки до корки. Но уверенности стать лидером не хватает, увы, оттого и нет желания бороться с братом за трон, при наличии таких же прав.
— Ты ошибся во всем, — улыбнулась я, нисколько не обидевшись на его выводы. — Буквально во всем.
— Так поправь же меня, госпожа. Я буду только рад понять, где допустил промах.
— Во-первых, я всегда гордилась своим происхождением, и поэтому не желала проявлять неуважение своей необразованностью. Пусть я и опальная принцесса, но это не снимает с меня никакой ответственности перед лицом народа. Во-вторых, я не хочу становиться королевой. Мне слишком давно известно, что отношение к женщине на престоле, будь она хоть в тысячу раз хороша у власти, будет иным, нежели перед мужчиной, даже с тираническими замашками. — Набрав запал, я чеканила каждое слово, жадно нуждаясь в реакции Ворона, которую он как назло скрывал под тканью. — И в-третьих, мой муж, хоть и был бабником, любовником так же был отменным. Я вздрагиваю от ваших прикосновений не потому, что вы мужчины, а потому…
Замолчав на полуслове, прикусила язык, громко сглатывая.
Не хватало только сказать какую-нибудь ерунду, выставляя себя круглой идиоткой, не способной усмирить эмоции.
— И вот, мы вернулись к тому, с чего начали, — не дождавшись продолжения, Ворон потянулся к краям ткани и подхватив ее пальцами, медленно потянул назад. — Тайпан верен, как зверь, Лирель. У тебя нет повода ревновать его. Впрочем, и меня тоже. Я слишком умен чтобы разрушить твое доверие, таким глупым поступком, как измена. А еще, на будущее, когда говоришь о человеке любые факты, он страстно хочет их опровергнуть, выливая правду, которую не сказал бы просто так.