Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений
Шрифт:
Леди Фрэнсис была молода, лет двадцати двух, и смотрела на меня с выражением благоговейного ужаса, должно быть полагая, что, если меня не ублажать непрестанно чаем и печеньем, я могу броситься на нее. Я постаралась быть с ней как можно доброжелательнее, поэтому через некоторое время она успокоилась и даже призналась мне, что никогда раньше не встречалась с англичанкой. «Англичанка», как я поняла, была для нее чем-то экзотическим и опасным.
Я сидела, стараясь не делать резких движений, и вскоре она прониклась ко мне таким доверием, что, смущаясь, представила мне своего сына,
Я как раз рассказывала Фрэнсис и ее младшей сестре Элин о Дженни и ее семье, с которой они никогда не встречались, когда за дверью неожиданно послышался грохот и раздался чей-то крик. Я вскочила на ноги и выскочила из гостиной. В каменном коридоре нечто, представляющее собой куль тряпья, пыталось подняться на ноги. Тяжелая дверь в библиотеку была открыта, и в дверном проеме, злой как сатана, стоял Фрэзер-старший.
— Тебе еще больше достанется, если не будешь работать как следует, — сказал он. В его тоне не было гнева — всего лишь констатация факта.
Закутанная в тряпье женщина подняла голову, и я увидела странное, худое, но приятное лицо с темными, широко открытыми глазами и красными пятнами на скулах. Она заметила меня, но никак не отреагировала на мое присутствие, поднялась на ноги и быстро ушла, не сказав ни слова. Она была очень высокой и необыкновенно тоненькой, но двигалась со странной журавлиной грацией. Следом за ней двигалась ее тень.
Я стояла, уставившись на старого Саймона, силуэт которого четко выделялся на фоне огня, горевшего в камине позади него. Он почувствовал на себе мой взгляд и повернулся. Его старые голубые глаза, холодные, как сапфиры, остановились на мне.
— Добрый вечер, дорогая, — сказал он и закрыл дверь.
Невидящими глазами я уставилась на темную деревянную дверь.
— Что все это значит? — спросила я Фрэнсис, тихо подошедшую сзади.
— Ничего, — ответила она, нервно облизывая губы. — Пошли, кузина.
Я дала ей увести себя, но решила попозже расспросить Джейми, что произошло в библиотеке.
Мы пришли в комнату, отведенную нам на ночь, и Джейми тут же удалил нашего маленького телохранителя, шутливо щелкнув его по затылку.
Я опустилась на кровать, беспомощно оглядываясь вокруг.
— Что же нам теперь делать? — спросила я. Обед прошел почти в полном молчании, но время от времени я чувствовала на себе тяжелый взгляд Ловата.
Джейми пожал плечами, стаскивая рубашку через голову.
— Будь я проклят, если знаю, Саксоночка, — сказал он. — Они расспрашивали меня о состоянии шотландской армии и ее передвижениях, о планах его высочества. Я отвечал им. Но снова и снова они расспрашивали меня о том же. Мой дед никак не привыкнет думать, что кто-то может дать ему правдивый ответ, — сухо добавил он. — Он считает, что все изворотливы, как он, и, кроме того, у всех масса причин лгать и изворачиваться. — Джейми покачал головой и бросил рубашку на кровать рядом со мной. — Он никак не может решить, правду ли я говорю о состоянии шотландской армии. Если я хочу, чтобы он присоединился к Стюартам, я должен говорить, что дела идут лучше,
— Ну, и как он это делает? — скептически спросила я.
— У него есть предсказательница, — спокойно произнес он, как будто бы речь шла о самом обычном предмете обстановки шотландского замка.
— Правда? — Заинтригованная, я так и подскочила на кровати. — Это не та ли странная женщина, которую он выбросил в коридор?
— Да. Ее зовут Мэйзри, и она от рождения обладает даром провидения. Но теперь она ничего не смогла сказать ему — или не захотела, — добавил он. — Ясно было, она что-то знает, но она только трясла головой и говорила, что ничего не видит. Вот тогда дедушка и ударил ее.
— Мерзкий старикашка! — возмутилась я.
— Да, образцом галантности его не назовешь, — согласился Джейми.
Он налил в тазик воды и стал плескать пригоршнями себе в лицо. Но, услышав, что я громко ахнула, остановился, испуганный и удивленный:
— В чем дело?
— Твой живот… — произнесла я дрожащим голосом.
На животе, повыше юбки, будто большой отвратительный цветок, расплывался огромный свежий синяк.
— Ах, это… — спокойно произнес он.
— Да, это, — сказала я, подходя ближе.
— Так, ерунда, — глухо, через полотенце, прозвучал его голос. — Я разговаривал сегодня несколько резковато, и дедушка велел молодому Саймону преподать мне урок вежливости.
— Значит, двое младших Фрэзеров держали тебя, а он лупил тебя в живот? — спросила я, чувствуя внезапную слабость в ногах.
Отбросив полотенце, Джейми потянулся за ночной рубашкой.
— Обижаешь, — сказал он, посмеиваясь и просовывая голову в ворот рубашки. — Их было трое. Один навалился сзади и душил меня.
— Джейми!
Он засмеялся и, стягивая с постели одеяло, горестно покачал головой:
— Не знаю, что в тебе есть такое, но мне всегда хочется похвастаться перед тобой. Думаю, когда-нибудь я просто убью себя, чтобы произвести на тебя впечатление. — Он вздохнул, осторожно разглаживая на животе рубашку. — А это всего лишь спектакль, Саксоночка. Можешь не волноваться.
— Спектакль! Боже милостивый!
— Ты когда-нибудь видела, как свора встречает чужую собаку? Ее обнюхивают, покусывают за ноги, рычат, чтобы посмотреть, испугается она или огрызнется в ответ. Иногда дело доходит до драки, иногда нет. Но в конце концов каждая собака узнает свое место и знает, кто вожак. Вот и старый Саймон хочет доказать мне, что он вожак. Больше ничего.
— А ты? Чего хочешь ты?
Я легла, ожидая, когда ляжет и он. Он поднял свечу и, усмехаясь, подошел ко мне. Мерцание свечи отражалось в его голубых глазах.
— Гав, — произнес он и задул свечу.
В последующие две недели я мало видела Джейми, разве что по ночам. Дни он проводил с дедом. Они охотились или катались верхом — несмотря на свой возраст, Ловат был очень деятельным человеком, — или пили в кабинете, и Старый Лис приходил к каким-то своим заключениям и излагал свои планы.