Стрекоза второго шанса
Шрифт:
– Каким еще препам?
– Препы – это которые даватели, – морщась от головной боли, объяснил Ул. – Умоляю, гений: молчи и топай! Я недавно из нырка. У меня сегодня низкая пропускная способность на слова.
Вскоре стало ясно, что первая пятерка уходит в отрыв. Ее не задержало даже падение Алисы, которая начала орать, что ремень режет ей ногу, и демонстративно уселась на паркет. Но в этот момент Лара, доведенная до белого каления биологическими шуточками Макара, запустила в него пластиковой бутылкой и заработала двадцать штрафных отжиманий, потому что оказалось,
– Так мы их никогда не догоним! – заявил Кирилл. – Мы друг другу мешаем. Надо на «раз» шагать левой ногой, а на «два» – правой.
– Лучше прыгать! – заспорила Фреда.
– Можно и прыгать! Только синхронно! – легко согласился Кирилл.
От удивления, что ей уступили, Фреда зачерпнула легкими воздух. Она привыкла быть в оппозиции. А тут, получается, ее лишали любимого занятия.
– Нет уж! – сказала она Кириллу. – Лучше шагать! Раз-два! Раз-два! Топай давай к своей мамочке!
С мамой Кирилла обе пятерки новичков ухитрились познакомиться месяц назад на его дне рождения, который праздновали в кафе недалеко от метро «Выхино». Кирюша на маму походил не особенно, разве что узнаваемым носом с горбинкой. В остальном же она была гораздо плотнее, шире в плечах, с огненно-рыжими, почти красными волосами. Двигалась она решительно, поминутно дергала Кирюшу за рукав и, когда видела какого-то нового человека, громогласно спрашивала: «А это кто?» – «Алиса», – шепотом отвечал Кирюша. «Мне это имя ничего не говорит! – отвечала мама. – А это кто?» – «Рина!» – «И что? Она тебе что-нибудь подарила?»
Надо отдать ему должное, Кирюша вел себя стоически. Улыбался, мамой гордился и не оскалился даже тогда, когда она, послюнявив палец, стала стирать с его щеки «какую-то бяку». («А ну, стой смирно! Я мама, а маме можно!»)
– Раз-два! Раз-два! – кричала Фреда, размахивая бутылкой.
Видя, как бодро шагает вторая пятерка, Ул решить усложнить задание.
– А ну, стой! Поворачиваем к лестнице! – заорал он.
– Господа! Но это лестница в подвалы! – заявил Даня.
– Да? Вот чудо! Былиин! Неужто в подвалы? А я и не знал! – удивился Ул. – Поворачиваем!
Через несколько лестничных пролетов вторая пятерка настигла-таки первую и принялась колотить ее пластиковыми бутылками. Первая пятерка сопротивлялась вяло. Она отдирала от перил Алису, которая кусала всех за пальцы. Закончилось же все тем, что Сашке надоело, что его и Рину бумкают бутылками, и он дернул Влада Ганича за голень. Обе пятерки скатились по ступенькам и, окончательно перепутавшись, прекратили возню.
– Развязываемся! – великодушно заявил Ул. – На сегодня хватит! Кто там у меня ремень забрал? Вертайте его взад!
– Ну что, поднимаемся? – спросила Рина.
Ул молчал, задумчиво поглядывая на спускавшиеся вниз ступени. Заметно было, что он колеблется.
– Фигуса с два поднимаемся! Есть тема. Кто хочет посмотреть одно местечко? Только, чур, не палить меня Кузепычу и Кавалерии! Ладушки?
– Ладушки
По узкой лестнице приходилось спускаться в ряд. Алиса после сотой ступеньки принялась жаловаться, что у нее отваливается все подряд, особенно ноги, руки и внутренности. Потом ступенек на триста забыла об усталости и начала ныть, только когда у нее участливо спросили: как она, ничего? Макар задумчиво щупал мощную кладку. Даня вслух рассуждал, какой длины может оказаться нижний тоннель и не соединяется ли подземелье с Московским метрополитеном.
– Куда чего ведет – это к Роде, – ответил Ул.
– А вы с Ярой не?..
– Нам хватает неба.
– Но ведь первые шныры зачем-то выкопали эти катакомбы?
– Первые шныры много чего делали. Мы и трети того не знаем, что было для них в порядке вещей, – кратко ответил Ул.
Даня втянул голову в плечи, чтобы не цеплять макушкой низкий потолок. Молчать ему было скучно, бесконечно спускаться тоже скучно, и, заметив, что Рина тайком достает шоколад, он предложил:
– Спорим на шоколадку, что ты не сможешь повторить простого русского слова?
– Идет. Давай его сюда! – согласилась Рина.
– НИИОМТПЛАБОПАРМБЕТЖЕЛБЕТРАБСБОМОНИ МОНКОНОТДТЕХСТРОМОНТ, – выпалил Даня на одном дыхании.
Рина моргнула, заблудившись где-то на пятом слоге.
– Чего это за бред? Ты хоть знаешь, что это значит?
– Конечно, знаю. Научно-исследовательская лаборатория операций по армированию бетона и железобетонных работ по сооружению сборно-монолитных и монолитных конструкций отдела технологии строительно-монтажного управления, – сообщил Даня, беззастенчиво отбирая у нее шоколад.
Вскоре они добрались до тоннеля, выложенного крупной брусчаткой. Здесь было темно, и Ул отправил Даню с Кириллом на лестницу за негаснущими факелами. Макар тоже рвался с ними, но Ул его притормозил, опасаясь, что тот найдет что поджечь даже во влажном подземелье.
Пока они отсутствовали, Ул стал ругать Кузепыча, который не подумал о нормальном электрическом освещении подвала. Влад Ганич тоже попытался вякнуть что-то про Кузепыча, но Улу это неожиданно не понравилось.
– А вот этого не надо! Развел тут критику высшего разума! – сказал он и назначил Владу десять отжиманий. Тот неохотно повиновался.
– А тебе можно ворчать?
– Мне можно. Я сам, чудо былин, начальство! А то сегодня ты Кузепыча ругаешь, завтра Родю, а послезавтра меня! Понимаешь: МЕНЯ!!! – и, накрутив себя таким образом, Ул добавил Владу еще десять «супержаб».
«Супержаба» – это было вдвое хуже отжиманий, поскольку предполагало выпрыгивание из положения приседа и хлопок руками над головой. Когда Влад Ганич «родил десять супержаб» (копирайт Ула), вернулись Даня с Кириллом. Ул взял у Дани факел, отбежал немного, присел на корточки и, вытянув руку, что-то осветил. Все увидели лестницу, настолько узкую, что по ней пришлось бы спускаться если не совсем боком, то выставив вперед плечо. Ступеней через восемь угадывалась старинная деревянная дверь, окованная металлическими полосами.