Стрела Габинчи
Шрифт:
– Мы в этом городе впервые, господин военный! – признался один из них, а другой только кивнул и подул на свои красные ладони. – Спросите у горничных, они должны знать.
– Благодарю, господа, я так и сделаю.
Лейтенант поворотил коня и, напугав своим вниманием первую же горничную с корзинкой, спросил про гостиницу.
Оправившись от испуга, та смогла рассказать Руйо о нескольких приличных гостиницах, и он, поблагодарив за помощь, поехал навстречу Лефлеру, чтобы сделать доклад.
– Господин полковник, есть четыре гостиницы, которые
– Слушаю вас, лейтенант, – сказал полковник, следя за пышной кормой горожанки в кружевной накидке, из-под которой виднелись полные руки.
Лефлеру нравились основательные женщины.
– Две гостиницы находятся на улице Риц. Там подают жидкий шоколад и меняют белье для каждого постояльца, а не раз в месяц.
– Это меня не интересует, – отмахнулся Лефлер.
– Еще две находятся в Королевском проезде. Одна из них славится тем, что там головы постояльцам моют белым пивом.
– К чему такая глупость? Это от вшей, что ли?
– Не могу знать, господин полковник. Выяснить?
– Нет, давайте дальше.
– В четвертой гостинице подают в чан горячую воду и называют это ванной. В ней постояльцы лежат неподвижно под травами и мыльной пеной.
– Вот это мне годится! Как называется гостиница?
– «Белоснежная белая лилия».
– Замечательное название, сразу чувствуется высокий вкус. Неспроста это заведение находится в Королевском проезде. Туда и направимся, господа, но сначала проедем через местное торжище.
Сержант Короб вздохнул. Он надеялся поскорее попасть в трактир, погрызть костей в супе и выпить яблочной червивки, а тут – гостиница, ванна.
Полковник приметил на его лице гримасу разочарования.
– Не горюй, братец, тебя с Густавом ссадим в какой-нибудь забегаловке, станешь там стол собирать, пока мы в благородное заведение отлучимся.
– Так точно, ваше благородие! – обрадовался Короб.
– Вот только выглядишь ты непотребно – сапоги дырявые, подпоясан веревкой… Еще погонят тебя трактирщики, скажут – бродяга.
– Не скажут, ваше благородие, а скажут – я им морды посворачиваю. Не впервой.
Полковник засмеялся, и с ним засмеялись остальные.
– А скажите, господин полковник, зачем в заведении чан с горячей водой и зачем туда постояльцев ложут? Для испытания? – спросил Руйо.
– Говорят, чтобы запах был хороший и чтобы самому испытать облегченное чувство.
– А с чего же будет это чувство?
– Говорят, будто без ванны тело смердит, а с ванной благоухает.
– Чепуха какая! – не сдержался второй лейтенант – Апарет. – Тело не смердит, оно обыкновенно пахнет. Вот наши аргинцы – они что же, тоже смердят? Нет, обыкновенно пахнут, по-своему, по-лошадиному.
– Ваша правда, лейтенант, – согласился с ним Лефлер. – Но просвещенная мода диктует нам совершать необъяснимые поступки. Вот и я сделаю себе ванну, а потом расскажу вам, есть ли в ней какая польза или одно только никчемное расточительство.
30
Впереди все громче слышался шум торжища – отряд выезжал на базарную площадь, находившуюся в новой, не огражденной крепостной стеной части города. Здесь пахло навозом, кислым пивом, рыбой и порченой овчиной. Важные барышники прохаживались, следя за своими приказчиками, бабы орали, продавая капусту и пирожки, а пасечники кричать громко стеснялись и угрюмо смотрели на пробегавшую мимо публику, больше интересовавшуюся кислым пивом, чем золотистым медом.
– Вот орут, а? Вот орут! – прокомментировал это шумное сборище Лефлер.
Вдруг наперерез всадникам бросился смуглый человек в алой рубахе и завопил, потрясая масляными кудрями:
– Купите мазь, господа хорошие, от всех лошадиных болезней!
– От чего, например? – спросил сержант Короб, нависая над жуликом.
– На овсе можно сэкономить! Брюхо лошадке намажете, и она три дня будет бегать, не желая овса!
– А не подохнет?
– Нет, господин хороший, даже здоровее будет!
– Хорошо, мажь моей пегой брюхо, коли сработает, приеду и всю банку куплю, а коли она вечером овса потребует, так я тебя сыщу и ребра переломаю.
Жулик замер, прикидывая, как поступить – бежать сразу или еще поспорить. Но, чуть помедлив, бросился бежать и скрылся в толпе, вызвав приступ веселья у всего отряда.
– Ты озадачил его, Короб! Крепко озадачил! – вскрикнул полковник и вдруг замер, тогда как его люди продолжали смеяться.
– В чем дело, господин полковник? – спросил Руйо, натягивая повод.
– Там, возле горшков и вешалок с рубахами, стоит тот, кто видел меня на дороге у разоренного обоза…
– Где, ваше благородие?! – оживился Короб, привставая в седле.
– Вон, тряпки щупает, видишь?
– Е-мое, ваше благородие! Да я его знаю! И его, и другого щенка, что рядом стоит! Я их из «Пьяной елки» погнал, когда вас для совету дожидался!
– А теперь слушайте мой приказ… Они наверняка видели нас на дороге и хорошо запомнили. Если доберутся до лорда Ортзейского и дадут признание, королевский прокурор объявит нас вне закона, и до конца своих дней мы будем сидеть в Зандальских горах или чего хуже – в оркских землях на подаяниях. Все поняли, что я сказал?
– Так точно, господин полковник, – первым ответил лейтенант Руйо и достал из седельной сумки кинжал. – Слезай, Короб, тут пешими надо…
Сержант соскочил с коня и, отдав поводья Густаву, вытащил из сумки свой кинжал. Не сговариваясь, они с лейтенантом стали расходиться по сторонам, чтобы обойти жертвы с двух сторон и не дать им сбежать.
Руйо нырнул в толпу и стал пробираться к нужному торговому ряду. Его толкали, обдавали перегаром, дергали за плащ, чтобы привлечь внимание к товару, но он ни на что не обращал внимания, продолжая пробираться к двум юнцам-зевакам, глазевшим на горшки и румяных девок, строивших им глазки.