Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли
Шрифт:
Вот так вот. Всего лишь пятна краски. А тогда у тебя в голове все смешалось, вот тебе и привиделось…
Ерунда.
Он знал, что он видел тогда и что видит сейчас.
– Маскировка, – сказал он вслух. – Все это было здесь. Все-все. И… оно здесь по-прежнему.
Теперь, когда в голове у него прояснилось, он снова почувствовал эту спокойную, гармоничную силу, что исходила здесь отовсюду. Хор голосов продолжал звучать по-прежнему мелодично, только теперь как-то смутно, словно бы издалека. Вглядевшись в кучу битого кирпича и остатков старой штукатурки, Джейк увидел едва различимое
– Элли? – спросил он шепотом. – Вас зовут Элли, правда?
Ответа не было. Лицо исчезло. Осталась одна неприглядная куча штукатурки и кирпича.
Джейк опять посмотрел на розу и увидел теперь, что она не темно-красного цвета, что живет в самой сердцевине пылающей печи, а бледно-розового, словно присыпанного пылью. Очень красивая, но все-таки не совершенная. Кое-где лепестки пожухли и свернулись – их омертвевшие края побурели. Роза эта была не такая, какими обычно торгуют в цветочных лавках. Те выращивают специально, эта же была дикой.
– Ты очень красивая, – сказал он и протянул руку, чтобы снова ее коснуться.
И хотя не было ветра, роза склонилась навстречу его руке. Джейк лишь на мгновение прикоснулся к ее лепесткам – гладким, бархатистым и таким дивно живым, – и хор призрачных голосов стал будто громче.
– Тебе плохо, роза?
Ответа, конечно, он не получил. Едва он убрал руку, роза, склонившаяся к нему, снова качнулась и встала на прежнее место – посреди залитой краской сорной травы в своем тихом, забытом великолепии.
Разве розы сейчас цветут? – удивился Джейк. – Вроде бы еще рано. Впрочем, разве что дикие розы? Но почему эта дикая роза выросла на пустыре? И почему только одна? Почему нет других?
Он так и стоял на четвереньках, завороженно глядя на розу, пока вдруг не сообразил, что может стоять так до самого вечера (если вообще не всю жизнь) и все равно не приблизится ни на йоту к разгадке тайны, в ней заключенной. В какой-то миг он увидел ее настоящую, как и все остальное на этой заброшенной, замусоренной площадке, – увидел ее без маски, без обманчивых покровов. Ему очень хотелось увидеть ее такой снова, но одного желания было мало.
Пора возвращаться домой.
Только теперь Джейк увидел, что те две книги, которые он купил утром в «Манхэттенском ресторане для ума», валяются тут же рядом. Он поднял их с земли. И тут из «Чарли Чу-чу» выскользнул какой-то серебристый предмет и упал на траву. Джейк, стараясь не особенно напрягать больную ногу, нагнулся, чтобы поднять его. Хор голосов снова как будто стал громче, но лишь на мгновение, а потом опять замер на самом пороге слышимости.
– Значит, и это тоже было взаправду, – пробормотал Джейк себе под нос, провел большим пальцем по тупым зарубкам на ключе: по трем бесхитростным V-образным впадинкам и завитку в форме буквы «s» на конце – и, затолкав ключ поглубже в передний карман брюк, опять захромал к забору.
Он уже было собрался перелезать на ту сторону, как вдруг его озарила ужасная мысль.
Роза! А вдруг кто-то сюда забредет и сорвет ее?
Он так испугался, что даже невольно издал тихий стон. Повернувшись, он сразу увидел ее, хотя теперь розу накрыла тень от ближайшего здания, – бледно-розовый цветок в полумраке, ранимый, прекрасный и одинокий.
Я не могу бросить ее одну – я должен остаться, чтобы ее охранять!
Но тут в сознании его прозвучал голос, голос того человека, с которым он повстречался когда-то в пустыне, на заброшенной станции, в той, другой, странной жизни: Никто не сорвет ее и не растопчет. Никто. Ни один варвар. Потому что тупые его глаза просто не вынесут вида ее красоты. Ей ничто не грозит. Она способна сама себя защитить от таких напастей.
Джейк испытал неподдельное облегчение.
А можно мне снова прийти сюда и посмотреть на нее? – спросил он у этого голоса-призрака. – Когда мне будет плохо или если вернутся те голоса и снова станут меня донимать? Можно мне будет прийти сюда и посмотреть на нее, чтобы немного утешиться?
На этот раз голос ему не ответил. Джейк весь внутренне замер, прислушиваясь, но ничего не услышал. Засунув «Чарли Чу-чу» и «Загадки» за пояс брюк – которые, как он теперь рассмотрел, были все в грязи и репейнике, – он схватился за край забора, подтянулся на руках и, перевалившись через верх, спрыгнул на тротуар Второй авеню, внимательно следя за тем, чтобы весь вес пришелся на здоровую ногу.
Движение на улице – и машин, и пешеходов – стало теперь оживленнее: закончился рабочий день, и все спешили по домам. Кое-кто из проходящих мимо с удивлением покосился на мальчика в грязных брюках, разорванном блейзере и расстегнутой рубашке, неуклюже перелезавшего через забор, но таких было немного. Люди в Нью-Йорке привыкли к тому, что периодически кто-то из горожан выкидывает, скажем так, странные номера.
Пару мгновений Джейк постоял на месте, преисполненный чувством потери. Постепенно до него дошло, что голоса, донимавшие его на протяжении трех недель и вдруг прекратившиеся сегодня, продолжали хранить молчание. Все-таки это уже кое-что.
Он поглядел на дощатый забор, и ему сразу бросился в глаза стишок, намалеванный красной когда-то краской. Может быть, потому, что теперь краска стала такого же цвета, как роза.
– «Есть ЧЕРЕПАХА, представьте себе, – пробормотал Джейк вслух. – Она держит мир у себя на спине». – Он невольно поежился. – Господи, ну и денек!
Оторвав взгляд от забора, он медленно захромал по направлению к дому.
19
Портье внизу, наверное, позвонил им в квартиру, как только Джейк вошел в подъезд: когда двери лифта раскрылись на пятом этаже, отец уже ждал его в холле. Элмер Чеймберз был в поношенных, вылинявших джинсах и ковбойских сапогах на высоких каблуках. Так его природные пять футов десять дюймов роста увеличивались до целых шести футов. Папа стригся «ежиком», и его черные волосы, как обычно, дыбом стояли на голове. Сколько Джейк себя помнил, отец всегда выглядел так, как будто он только что оправился от сильнейшего потрясения. Едва Джейк вышел из лифта, Чеймберз-старший схватил его за руку.
– Ты посмотри на себя! – Отец обвел Джейка внимательным взглядом, который охватывал все: и испачканное лицо, и грязные руки, и кровь, засохшую у него на виске и щеке, извозюканные брюки, разорванный блейзер и репейник, прилипший к галстуку точно диковинная авангардистская заколка. – Давай быстро домой! Где ты, черт возьми, шлялся? Твоя мать чуть с ума не сошла!
Не дав сыну и слова сказать в ответ, отец затащил Джейка в квартиру. В коридорчике между столовой и кухней стояла, словно бы дожидаясь Джейка, Грета Шоу. Она ободрила его осторожным сочувственным взглядом и исчезла, прежде чем «мистер» успел ее углядеть.