Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли
Шрифт:
– Они убили моего брата, – сказал он.
20
Балазар открыл было рот, чтобы сказать Чими, дабы тот не приставал к нему с такой ерундой, когда есть проблемы гораздо важнее, как, например, это свербящее чувство, что малыш собирается его кинуть, пусть даже с ним там Андолини, и вдруг услышал голос парнишки так же явственно, как тот, вне всяких сомнений, слышал разговор Балазара и Чими:
– Они убили моего брата.
Внезапно Балазар перестал волноваться о своем товаре, о вопросах, оставшихся без ответа, о чем бы то ни было, кроме того, что надо бы остановить
– Убей его, Джек! – выкрикнул он.
Ответа не было. Потом он услышал, как малыш повторил:
– Они убили моего брата. Они убили Генри.
И внезапно Балазар понял – вот именно, понял, – что малыш обращается не к Джеку.
– Давай сюда всех джентльменов, – велел он Чими. – Всех до единого. Сейчас мы поджарим задницу этому говнюку, а потом оттащим его на кухню, и я лично откручу ему башку.
21
– Они убили моего брата, – сказал Узник.
Стрелок не сказал ничего. Он только смотрел и думал: Эти бутылочки. В раковине. Это то, что мне нужно, или он так считает, что мне это нужно. Пакетики. Не забыть. Не забыть.
Из другой комнаты:
– Убей его, Джек!
Ни Эдди, ни сам стрелок не обратили на это внимания.
– Они убили моего брата. Они убили Генри.
В соседней комнате Балазар рассуждал о том, как он отвинтит голову Эдди в качестве трофея. Стрелок находил в этом какое-то странное утешение: оказывается, они не такие и разные, эти два мира.
Тот, кого звали Чими, принялся громко орать, зовя остальных. Послышался вовсе не джентльменский топот бегущих ног.
– Ты собираешься что-то делать или так и будешь стоять здесь? – спросил Роланд.
– Да, кое-что я собираюсь сделать, – ответил Эдди и поднял револьвер стрелка. И хотя еще пару минут назад он был уверен в том, что ему придется держать этот револьвер двумя руками, сейчас обнаружилось, что он это делает с легкостью.
– И что же это? – Собственный голос показался Роланду каким-то далеким. Он еле держался, его сжигал жар лихорадки, но сейчас его охватил другой жар, слишком знакомый. Тот, который обуял его в Талле. Жар схватки, который сжигает все мысли, оставляя одно желание: прекратить думать и начать стрелять.
– Я собираюсь объявить им войну.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – сказал Роланд. – Но ты узнаешь. Сейчас мы войдем в ту комнату. Ты иди вправо, я – влево. Из-за руки.
Эдди кивнул. Они вышли – на свою войну.
22
Балазар думал, что выйдет Эдди, или Андолини, или и тот, и другой. Он совершенно не ожидал, что вместе с Эдди появится какой-то мужик, абсолютно ему незнакомый – с грязными черными волосами, в которых проглядывала седина, и лицом, как будто высеченным из камня десницей некоего жестокого божества. На мгновение он растерялся, не зная, в кого стрелять.
У Чими, однако, такой проблемы не возникло. Папа Босс расстроился из-за Эдди. Значит, сначала займемся Эдди, а об этом catzarro позаботимся позже. Чими тяжеловесно развернулся в сторону Эдди и трижды нажал на спусковой крючок своего автоматического пистолета. Гильзы сверкнули в воздухе. Эдди увидел, как здоровый детина поворачивается к нему, и, пригнувшись, рывком скользнул по полу, как какой-нибудь разбушевавшийся малый на конкурсе диско-танцев, который в пылу борьбы сбросил с себя свой костюмчик а-ля Джон Траволта и нижнее белье в придачу; его мужское достоинство болталось туда-сюда, а голые колени сначала нагрелись, а потом обожглись о пол по мере нарастания силы трения. Прямо над ним в пластиковой панели под сучковатую сосну образовались три дырки. Осколки посыпались ему на плечи и голову.
Боже, не дай мне умереть таким голым и жаждущим дозы, взмолился Эдди, понимая прекрасно, что такая молитва не просто вопиющее богохульство, но еще и вопиющая нелепость. Но остановиться он не мог. Пусть я умру, но пожалуйста, дай мне еще разок уколо…
Револьвер в левой руке стрелка грохнул. Если на открытом морском берегу грохот выстрела был просто громким, то здесь, в помещении, он был оглушительным.
– Боженька! – сдавленно выкрикнул Чими Дретто. Удивительно, как он вообще сумел крикнуть. Грудь его внезапно проломилась, как будто кто-то швырнул в бочку кувалду. На белой его рубашке уже проступали алые пятна, словно на ней расцветали маки. – Боже Иисусе! Боже Иисусе! Боже…
Клаудио Андолини отшвырнул его в сторону. Чими с грохотом повалился на пол. Со стены свалились две фотографии в рамках. Одна из них, на которой Папа Босс вручал какому-то улыбающемуся пареньку кубок «Спортсмена года» на банкете Полицейской атлетической лиги, приземлилась Чими на голову. Осколки стекла рассыпались по его плечам.
– Боже Иисусе, – прошептал он в последний раз, и кровавая пена выступила на его губах.
Следом за Клаудио двинулся Трикс и еще один парень из тех, кто сидел в кладовой. В обеих руках Клаудио держал по автоматическому пистолету; у парня из кладовой была винтовка «ремингтон» со стволом, обрезанным так низко, что она походила больше на крупнокалиберный «дерринджер» с тяжелым случаем свинки; у Трикса Постино – скорострельный М-16, который он называл «чудесной машиной Рэмбо».
– Где мой брат, ты, урод наколотый? – заорал Клаудио. – Что ты сделал с Джеком?
Его, похоже, не слишком интересовал ответ, потому что он начал палить из обоих стволов, еще не закончив орать. Я – труп, сказал себе Эдди, а потом Роланд выстрелил снова. Клаудио Андолини отлетел назад, окутанный облаком собственной крови. Пистолеты выпали из его рук и, проехав по столу Балазара, грохнулись на ковер посреди разбросанных карт. Кишки Клаудио шлепнулись на стену за секунду до того, как он сам о нее ударился.
– Прикончить его! – вопил Балазар. – Прикончить призрака! Мальчишка один не опасен! Он всего лишь наркоман с голой задницей! Призрака надо кончать! Застрелить его к черту!
Он дважды нажал на спусковой крючок своего 357-го. «Магнум» стрелял почти так же громко, как револьвер Роланда. Пули его не прошили панели стены, у которой стоял Роланд, аккуратными дырочками – они разнесли панели в щепки по обеим сторонам от головы стрелка. Зазубренными лучами в дырки полился белый свет из уборной.