Стрелок

Астахов Евгений Евгеньевич

Передвигаться приходиться одновременно быстро и максимально незаметно. Уже вскоре на соседней улице я слышу шорох бегущих по снегу лап и хриплое дыхание. Прячусь в ближайшем помещении, заброшенной пекарне, и наблюдаю за гротескными силуэтами чуждых существ.

У них вытянутые конечности, которые дёргаются от неестественных движений. Длинные серые языки волочатся по снегу, оставляя за собой подтаявшие впадины. Их глаза светятся, отбрасывая блики на разбитые окна окружающих зданий.

Активирую Оптический маскировщик, сливаясь со стеной и торопливо сканирую врагов.

Квазары. РБМ скачет от 1200-х до 1300-х единиц. Когда они уносятся прочь, я продолжаю свой путь.

Время от времени порывы ветра несут в воздухе кружащиеся вихри снега. Эдакий символ предновогоднего настроения. Тем разительнее контраст с окружающей депрессивной обстановкой. Ни алой рекламы с газировкой, ни крикливых зазывающих роликов о распродажах.

В какой-то момент замечаю одинокую фигуру, которая осторожно пробирается по перпендикулярной улочке. Её дыхание слышно в морозном воздухе, а шаги приглушены толстым слоем снега. Незнакомец, а это всё-таки мужчина, сжимает грубое оружие. Его глаза параноидально мечутся от тени к тени.

Подметив этот самопал, кусок арматуры с бетоном на конце, удивляюсь, как он ещё не помер. С этим невозможно охотиться и убивать монстров. Не останавливаясь, иду дальше.

Первую Нову я встречаю через полчаса.

Как раз подхожу к очередной станции парижского метро, чьи входы погребены снежными заносами. Словно, кто-то выгрузил целую фуру белого порошка и забыл растащить её до конечной точки. Возможно, подземные станции служат импровизированными убежищами для немногих оставшихся в живых людей. Возможно, они заполнены кровожадными тварям. У меня нет желания проверять.

На секунду заглянув в один из таких проходов, я вижу ржавеющие неподвижные эскалаторы и относительно свежие граффити на стенах. В широких небрежных мазках яркой краски рассказывается история неповиновения и отчаяния.

«Я ВСЁ ЕЩЁ ЖИВ!»

Другая рука и другая краска строчкой ниже спрашивает:

«РАЗВЕ ЭТО ЖИЗНЬ?»

Заглядевшись, не сразу слышу нарастающую мягкую трель. Багровые пятна опасности едва не выжигают сетчатку, и я мгновенно ныряю в ближайший сугроб, попутно активируя оптическую маскировку.

Моё тело должно быть спрятано от любой формы обнаружения, и всё же с чудовищным напряжением я смотрю сквозь белый покров туда, откуда исходит опасность.

Трель становится гораздо громче, будто кто-то забыл выключить мобильник, и из глубины метро поднимается… нечто. Это сложно даже описать словами.

Существо бросает вызов всем представлениям об общепринятой форме. Ужас, порождённый искривлённой геометрией. Его тело, кажется, сворачивается и разворачивается само по себе, как постоянно меняющийся кошмарный оригами. Четырёхмерное существо, по ошибке природы, попавшее в трёхмерное пространство. Живой тессеракт[1].

Зазубренные углы заменяют конечности, а его «голова» представляет собой бурлящий вихрь цветов, который меняет и искажает реальность вокруг себя. Когда оно движется, воздух издаёт ту самую трель и мерцает, а земля под ним, кажется, рябит, как вода, отбрасывая странные и тревожные отражения.

Я

уверен, что это Супернова даже без необходимости активировать Оценку. Тем более, что я не хочу так рисковать без нужды. Мало ли, почует.

Этот вопрос становится особенно актуальным по мере движения твари. До неё всё ещё далеко, но волосы так и норовят встать дыбом у меня на руках. Раздавшийся в глубине метро шум заставляет Нову вначале замереть, а потом стремительно метнуться обратно.

Выждав десять секунд, спешно покидаю это место.

Передвижение по городу отнимает у меня часы. Порой приходится выжидать, а иногда бежать со всех сил. Я вижу отвратительных существ, по сравнению с которыми первый урожай тварей в Небраске был полной чепухой. Замечаю редкие следы разумной жизни — разграбленные магазины одежды и еды. Особенно еды. При этом все те люксовые бренды с крикливыми шмотками и пафосной техникой остаются нетронутыми. В них не согреться, ими не заполнить пустой желудок.

Париж, охваченный суровой зимой, представляет собой картину упадка, где отголоски яркого прошлого сталкиваются с новой реальностью, навсегда изменившегося мира.

Где-то там впереди находится Лувр, и знаменитые экспонаты покрываются пеленой пыли и разложения. Мона Лиза висит в темноте, и её загадочная улыбка теперь скрыта грязью. Она наблюдает за пустынными залами, где больше не толпятся группы туристов.

С подобными мыслями я пробираюсь всё ближе к цели, когда на мой след встаёт упорный охотник. Об этом сообщает лишь неспадающее ощущение опасности в виде бледных алых пятен. Угроза далеко, но она реальна и идёт за мной по пятам.

Почти бегом я проношусь по очередной улице и наугад поворачиваю направо. Очередная развилка. Залетаю за угол и разрываю дистанцию Глайдом. Один, второй. Виляющая дорога резко обрывается, потому что я упираюсь в возвышающиеся остатки того, что когда-то было жилым комплексом. Его бетонный каркас торчит, как скелет обглоданного кита.

Не могу не задуматься о силе, которая разорвала эту когда-то прочную конструкцию на части. Разрушение произошло слишком преднамеренно и слишком быстро, чтобы быть результатом простой небрежности.

Опасность нарастает и, обернувшись, я понимаю, что путь назад отрезан. Из-за далёкого угла выплывает существо, чья плавностью, бросает вызов законам природы.

Призрачная форма, смешение звука и тени. Загадка, которая охотится на периферии восприятия. У неё нет чётких рамок. Эта Нова существует, как движущийся силуэт, который порхает и скользит вне поля зрения. Не могу толком сфокусироваться на нём, даже чтоб врубить Оценку.

О его присутствии сообщает какофония тягостного эха, шёпот былых разговоров и давно забытый смех. Чувствую давление на свою психику, не обошлось без псионики и табуны мурашек против моей воли бегут по спине.