Стрелы на ветру
Шрифт:
– Нет. Я вообще никого не узнал. Там не было ни единого знакомого лица.
– Значит, все твои вассалы будут убиты. Ибо я никогда не позволил бы тебе отправиться в подобное место без охраны. Равно как и Сэйки, Кудо или Сохаку.
– А кто тогда эти люди, прятавшие под одеждой пистолеты? Они очень беспокоились обо мне.
– Возможно, кто-то тебя все-таки защищал.
Сигеру закрыл глаза и застыл на несколько мгновений, глубоко дыша. Потом он вновь открыл глаза и низко поклонился.
– Мой господин, простите меня за то, что я так вас подвел.
Гэндзи рассмеялся:
– Ты пока что меня не подводил, дядя. Возможно, нам удастся найти способ изменить ход событий.
– Мы не в силах этого предотвратить. Мы можем защитить от страданий тех, кого любим. Но нам не остановить будущее, не помешать ему терзать нас и тех, кто останется.
– Так вот почему ты это сделал… – мягко произнес Гэндзи.
Сигеру напрягся. Его начала бить дрожь – сперва легкая, едва заметная. Потом она усилилась, а затем превратилась в конвульсии. В конце концов у Сигеру вырвался один-единственный сдавленный вскрик. Он рухнул на пол и разрыдался.
Гэндзи не двигался. Он ничего не сказал и не стал ничего предпринимать. Через несколько минут Сигеру сумел взять себя в руки. Гэндзи налил ему чаю. Сигеру принял чашку.
– Я отдаю себе отчет в том, дядя, что это причиняет тебе боль, но разговора не избежать. Мне нужно узнать о твоих видениях как можно больше. Это моя единственная возможность глубже постичь смысл собственного откровения.
– Понимаю, мой князь. – Сигеру вновь стал вести себя чрезвычайно церемонно. Он цеплялся за этикет как за опору. – Время от времени я буду отвечать на ваши вопросы – насколько сумею.
– Спасибо, Сигеру, – сказал Гэндзи. – Ну а пока что хватит с нас видений. Давай перейдем к другой теме. Когда я повернулся, чтобы выйти из оружейной, ты собрался убить меня. Почему ты этого не сделал?
– Меня остановила тишина, – ответил Сигеру. – Картины и звуки, непрерывно преследовавшие меня, в вашем присутствии исчезли. И я вспомнил слова, сказанные давным-давно моим отцом. Он предрек мне то, что произойдет. И добавил, чтобы я, когда это случится, не действовал в соответствии с первым порывом.
– Князь Киёри был мудрым человеком, – молвил Гэндзи.
«И истинным провидцем», – добавил он про себя.
И все же он не предотвратил собственной гибели от рук сошедшего с ума родного сына. Почему? Возможно, Сигеру прав. Мы не в силах предотвратить то, чему должно свершиться.
Сигеру ждал, сколько мог. Но Гэндзи так и не заговорил, и Сигеру спросил сам:
– Так что же ты увидел? Что сверкало на шее у той женщины?
– Это единственная деталь, которую я так и не могу вспомнить, – сказал Гэндзи.
На самом деле эта картина до сих пор стояла у него перед глазами. Но он подумал, что неразумно будет увеличивать ношу, взваленную на дядю. Довольно и того, чем он уже успел с ним поделиться.
– Плохо. Это могло бы оказаться ценной подсказкой.
– Да, – согласился Гэндзи. – Могло бы.
Когда князь обратился к присутствующим, Сигеру почти не слушал его. Вместо этого он размышлял об откровении Гэндзи. Этому явно должно предшествовать множество событий. Как бы ни выродились самураи и как бы могущественны ни стали чужеземцы, любым завоевателям понадобится не один год, чтобы захватить Японию. Остались еще люди, не утратившие древней воинской доблести и готовые сражаться насмерть. Очевидно, Гэндзи не относится к их числу. Его называли предателем. Сигеру надеялся, что это клевета.
Несмотря ни на что, Сигеру испытывал надежду. Впервые за много месяцев безудержный поток видений прекратился. За несколько часов, минувших с момента приезда Гэндзи, Сигеру лицезрел лишь то, что и все остальные. Возможно, тот же самый таинственный механизм, что отмерил Гэндзи всего три видения, остановил наплыв безумия.
Нет, Сигеру не думал, что излечился навсегда. Глупо было бы ожидать этого. Видения вернутся. Но если в них будут перерывы, хотя бы раз в несколько дней, он сможет использовать паузы и восстановить самоконтроль. В этом Сигеру не сомневался. Всю жизнь он занимался воинскими искусствами, чтобы при необходимости защититься от агрессии. А в конце концов, что такое видение, если не нападение изнутри? Ничем, кроме происхождения, они не отличаются от прочих нападений. Он не допустит, чтобы они нанесли ему поражение.
Тут до слуха Сигеру донеслось имя Хидё, и он увидел, как молодой самурай низко поклонился Гэндзи. Князь объявил о его новом назначении. Сигеру отметил, на чьих лицах отразилось недовольство. За этими людьми нужно будет присматривать. Сигеру взглянул на Сохаку. Он ждал, что тот будет потрясен и возмущен. Но настоятель монастыря Мусиндо, бывший и нынешний командир кавалерии, отнесся к этому известию с полнейшей невозмутимостью. И Сигеру понял, что ему придется убить старого друга. Назначение Хидё могло не вызвать у Сохаку гнева лишь в одном-единственном случае: если тот уже решил предать молодого князя. Но Сохаку не знал того, что знал теперь Сигеру: до тех пор, пока чужаки не завоюют Японию, Гэндзи неуязвим.
Но даже и тогда, когда этот миг настанет, Гэндзи окажется счастливчиком. Он умрет без страха, залитый кровью своего сердца, в объятиях прекрасной женщины, плачущей о нем.
Чего еще желать самураю?
Часть III
ДАЙМЁ
Глава 7
САТОРИ
Не каждое сражение выигрывается при помощи наступления.
Не всякое отступление ведет к поражению.
Наступление – это стратегия.
Отступление – тоже стратегия. Отступление должно быть планомерным и упорядоченным. Однако оно не обязательно должно выглядеть таковым. Отступление – это стратегия. Притвориться отступающим – тоже стратегия.
– Дзимбо – не настоящее твое имя, – сказал Гэндзи.
– А что такое – настоящее имя? – отозвался Дзимбо.
Гэндзи расхохотался:
– Ты – чужеземец. Однако же ты обрил голову, надел залатанную рясу дзэнского монаха и разговариваешь загадками, в точности как говорил старый настоятель Дзэнгэн. Это он научил тебя говорить по-японски?
– Нет, мой господин. Настоятель Дзэнгэн спас меня во время эпидемии холеры. А деревенские дети, ухаживавшие за мной, пока я выздоравливал, научили меня слушать и говорить.