Стреляешь в брата — убиваешь себя
Шрифт:
— Ну вот! Ну вот! Видишь! Что я говорил! — обрадованный поддержкой вновь воспрял духом Петрович.
— Вот смотрю я на тебя, — покачав головой, совершенно серьезно произнес Роман. — Смотрю и поражаюсь. У тебя вон пол башки уже сединой прибило, а ты до сих пор, как козел молодой скачешь. Выдумал, как ловчее свою задницу под пулю подставить и радуешься, будто миллион в лотерею выиграл. Что неужто и вправду так адреналина не хватает?
— Да нет, командир, — криво улыбнувшись, отозвался Петрович. — Просто работу свою привык на совесть делать. Профессиональная гордость, мать ее так. Красиво ведь придумал, нестандартно! Согласись? Так чего же не радоваться? А пуля она дура, если про нее думать, так тут как раз и притянешь. Ты вот не думай об этом, относись к акции, как к шахматной партии: люди — деревянные фигурки, смахнул с доски и не жалко, да и переиграть всегда можно…
— Пулю не переиграешь, — тяжело вздохнул Роман отворачиваясь.
— Так-то оно так,
Вновь звякнула, в который раз за утро, волшебная фляжка.
— Бесконечная игра, — раздался булькающий звук и затем аналитик добавил задыхающимся сдавленным голосом:
— Мы живем вечно, просто не помним об этом…
Сербская передовая застава оказалась возле того самого смешно изогнутого, прямо как рисуют художники в мультфильмах, мостика через говорливую речушку. Роман, завидев поднявшиеся из земли вооруженные автоматами фигуры, плавно надавил на тормоз и, не глуша мотора, остановил «мозготряс» нескольких метров не доезжая до деревянного покрытия моста. Мост, скорее всего, был заминирован, так что лишний раз, не согласовав правил проезда с местной властью, заезжать на него не хотелось. Петрович не барин, и пешком прогуляется. При распределении ролей решили, что старшего группы будет изображать более быстрый на язык и солиднее выглядящий благодаря своему возрасту Петрович. Аналитик несказанно обрадовался доверенной роли и успел за несколько минут поездки настолько с ней сжиться, что даже начал начальственно покрикивать на сидящего за рулем Романа. Тот впрочем, реагировал на эти проявления командирского духа лишь нервным смехом. Дракула разместился в кузове, ради такого случая, сменив свою неразлучную снайперку на ручной пулемет, сошки которого он установил на крыше кабины, дабы аборигенs сразу чувствовали серьезность прибывших гостей и не вздумали открыть огонь без предварительной беседы. Пулемет, по словам Дракулы, должен был явить собой на переговорах не меньшего веса рекомендацию, чем ручательство мифического четнического командира. Роман подумав, с ним согласился. Союзнический долг и единение города и деревни перед лицом общего врага это одно, а то, что дело придется иметь с туповатыми и жадными до чужого добра крестьянами, это другое. Вряд ли местные труженики села, так уж отличались от своих советских собратьев, хорошо знакомых и Владу и Роману. Потому не исключался вовсе уж тривиальный вариант развития событий, когда местные территориальцы могут попытаться просто ограбить хорошо экипированных чужаков, пользуясь своим численным превосходством и не вступая с ними ни в какие переговоры. Установленный на крыше кабины ручной пулемет должен был внушить селянам некое почтение к прибывшим и помочь избежать ненужных эксцессов. А уж если бы дело все же дошло до заварухи, можно было не сомневаться, что Дракула успеет покрошить нападающих раньше, чем они смогут нанести группе, хоть минимальный ущерб.
Петрович, преувеличенно жалостливо кряхтя и нарочито неловко переваливаясь, выбрался из кабины грузовика. Видимо такого поведения уже требовала разыгрываемое им сейчас для территориальцев представление, Роман знал, что, не смотря на возраст и хронический алкоголизм, аналитик находится в куда лучшей физической форме, чем можно предположить по его внешнему виду. Порой на марш-бросках, при пешем отрыве от преследования, когда скисали даже молодые «шимпанзята», старый вояка двигался вперед будто заведенный, еще успевая подбадривать и словом и добрым пинком выбившихся из сил бойцов. Наконец выбравшись из машины и страдальчески морщась, Петрович сделал несколько шагов к мосту и, разведя в стороны руки, показал, что никакого оружия при себе у него нет. С той стороны приглашающее махнули, иди, мол, сюда. Наемник, демонстративно потирая поясницу, неспешно заковылял по деревянному настилу. Дракула так же напоказ вдавил в плечо приклад пулемета и оглядел собравшихся на другом берегу селян сквозь прицельную планку, будто примериваясь, как бы ловчее скосить всех одной очередью. Территориальцы жест оценили по достоинству: возмущенно загомонили и забряцали оружием, пока один, видимо старший не прокричал какую-то команду, после которой двое постовых нехотя отошли с дороги и пропали в неприметных окопчиках, а еще двое присели прямо возле перил, взяв на прицел машину наемников.
Сам командир двинулся навстречу Петровичу. Заметив это аналитик, дошедший уже до середины моста, остановился, облокотившись на резные перильца и дожидаясь. Командир шел к нему широким уверенным шагом, одет он был в старую, не камуфлированную еще форму югославской народной армии, едва сходящуюся на широкой бочкообразной груди. "Не по размеру костюмчик-то, — ехидно отметил про себя Петрович. — А ты, видать, милый, как из армии дембельнулся, лет десять назад, так раздобрел на гражданских харчах, что китель вон и не застегивается. Однако ради форса тупого все же форму напялил, да еще и лычки сержантские прицепил. Интересно, это на действительной тебе сержанта дали, или ты уже сейчас, сам себе звание присвоил? В любом случае ясно уже, что ты за фрукт. Ну, сейчас я с тобой пообщаюсь…"
Командир уже подошел на несколько метров и замер в нерешительности, не зная, как начать разговор. Он горой возвышался над привалившимся к перилам немощным стариком, явно уступавшим ему по своим физическим кондициям, что для мужчины очень важно. Несмотря на то, что культ грубой силы, царивший на земле в темные века, безвозвратно канул в прошлое мужчине подсознательно всегда проще разговаривать с тем, кто заведомо слабее и вряд ли может на непонравившиеся слова ответить прямым в челюсть. Селянин не знал, что даже в этой казалось бы очевидной оценке своего визави, он жестоко ошибается, Петрович при желании способен был убить этого вскормленного натуральным хозяйством бычка голыми руками. Просто сейчас он, уже прокачав примитивную и недалекую натуру командира поста, приготовился бутафорить, работать на контрасте, дабы произвести наиболее верное и устойчивое впечатление. Сейчас территориалец чувствовал себя хозяином положения, так как за его спиной буравили непрошеных гостей несколько автоматных стволов, сам он был заведомо сильнее физически их представителя, да и выглядел куда как воинственнее. Немного смущал лишь внешний вид чужого переговорщика: добротный камуфляж, в то время жутко дефицитный и доступный лишь немногим избранным, шикарная импортная разгрузка, каких отставной сержант сроду не видал, разве что в голливудских боевиках у Шварценеггера, да еще тускло поблескивающее воронением тело огромного пистолета небрежно болтающегося на бедре визитера в понтовой открытой кобуре. Простой человек так ходить не будет, явно тут не все чисто. Но глянув в угодливо улыбающееся просительно скомканное лицо Петровича, территориалец окончательно успокоился и начальственно гавкнул:
— Кто такие?! С какой целью прибыли?! Документы?!
— Доброго ранку, — искательно изогнулся Петрович.
— Какого там ранку?! Документы, говорю, показывай! — полностью убедившись в признании собсвенной крутизны, рявкнул командир поста, делая шаг к Петровичу и нависая над его тщедушной фигурой всей своей стокилограммовой массой.
Против ожидания окрик на незваного гостя не подействовал, точнее, подействовал, но как-то совсем не так, как ожидал территориалец. Заморыш вдруг неожиданно распрямился став с ним почти одного роста, его серые глаза будто заледенели, сделавшись враз колючими и неприятными, а губы растянула презрительная гримаса.
— Как разговариваете с офицером, сержант?! Забылись тут в глубинке?! Так я вам живо устав напомню! А ну, смирно! И обращаться, как положено! Вы в армии, или кто?! Что за бардак на посту! Не подразделение, а банда грязных вонючих свиней! Молчать, слушаться! Смирно, я сказал!
Территориалец замер, будто с размаху налетел на стену, прочно вбитые в мозг еще со времен срочной службы специфические начальственные интонации были мгновенно вычленены из общего контекста речи и сделали свое дело. Сержант отшатнулся, будто загипнотизированный резким звуком командного голоса. Он уже понимал, что вляпался в скверную историю, и если на него орут вот таким вот голосом, то сто к одному, орущий имеет на это право и надо как-то выкручиваться.
— Я… Мне… Виноват… А вы… — жалко забормотал он уже полностью утратив контроль над ситуацией и даже забыл, что ему так и не предъявили никаких документов.
— Капитан четнического отряда воеводы Илича Петров. Командир отдельной разведывательной группы, провожу по приказу воеводы рекогносцировку местности. Что замерли, сержант? У вас столбняк? Или вы туго соображаете? Представьтесь! Или у вас и на это ума не хватает?
— Сержант Ниделич, территориальная оборона, — жалко пролепетал обескураженный здоровяк.
Именно на такой эффект и рассчитывал изначально Петрович, специально спровоцировавший неосознанное хамство начальника поста, чтобы разом поставить потом бдительного вояку, в глубине души чувствующего свою вину, на место и в зародыше погасить неприятные вопросы о наличии документов. Теперь следовало показать караульщику, что он прощен и могущественный четнический офицер зла на него не держит. И все, вечная признательность служаки будет гарантирована, после розыгрыша с ним такого психологического этюда сержант сам первый в глотку вцепится любому посмевшему усомниться в истинности личности мифического капитана.
— Вольно, сержант. Вот теперь вы похожи на настоящего солдата. Подскажите мне, это село Войковичи, я не ошибаюсь?
— Так точно, Войковичи. Никак нет, не ошибаетесь, — тараща от усердия глаза, проорал сержант.
"Ты еще "Ваше благородие" забыл добавить, козленок!", — привычно съехидничал про себя Петрович. В слух же сказал совсем другое:
— Ну ничего себе, мы считали, что в этом селе давно уже хозяйничают хорваты, потому и долго не решались подъехать. А оказывается здесь такие мужественные защитники, что, похоже, проклятым усташам ничего не обломиться, — при этом он смерил восхищенным взглядом громадную фигуру, расплывшегося от удовольствия сержанта. — Хвалю за службу, молодцы!