Стреляешь в брата — убиваешь себя
Шрифт:
— Все бы вам ржать, кони. Делом бы лучше занялись!
— О-о! Какой деловой у нас снайпер! Ты посмотри! — пропел Петрович, корча угрюмому волгоградцу рожу. — Простите уважаемый сэр, что отвлекли вас нижайшей просьбой, не примите за обиду, уже молчим-с, что поделать, дураки-с, ваше благородие!
— Ну ты ходить, будешь или нет, клоун! — одернул разошедшегося аналитика Роман.
— Цу бефель! Яволь, майн хер! Уже хожу! — шутливо изображая выполнение команды «Смирно», однако, не отрывая при этом задницы от кресла, проорал Петрович, выкатив от старания глаза.
Рука его замерла над доской, в нерешительности кружа над ведущими очередной бой деревянными
— Что ж ты за пакость мне приготовил, а? Тут вроде все в порядке… Тут тоже… А, ладно, двум смертям не бывать, а одна все равно будет! Амбец твоей пешке, командир! Помянем!
Одной рукой сбросив с доски белую пешку, другой Петрович сноровисто извлек заветную фляжку и, сделав добрый глоток, заключил:
— Мир праху! Царствие небесное, бойцу!
— Съел, значит! — уточнил, кровожадно улыбаясь, Роман.
— Съел! — деликатно рыгнув в сторону, подтвердил Петрович.
— Ну теперь держись, старый! Начинаю показывать испанский гамбит! На!
Белые фигуры пришли в движение и уже через несколько ходов ряды черных бойцов совершенно обалдевшего от такого напора Петровича оказались смяты и прорваны в нескольких местах, а зашахованный черный король безуспешно пытался укрыться за раздерганными в разные стороны пешками.
— Как же это? Что же это? — причитал аналитик, с каждым ходом все больше запутываясь и уже не зная, чтобы такого предпринять, чтобы переломить ситуацию в свою пользу.
— А вот это и есть суть гамбита, дорогой ты мой человек, — торжествовал Роман. — Помнишь съеденную пешечку, повелся, сожрал, зато просрал выгодную позицию и дал мне возможность занять центр и перехватить инициативу. А еще стратег. Вот так вот, пожертвовал одним бойцом, чтобы привести остальных к победе! Это ли не суть стратегии? Жертвуй малым, чтобы победить в большом, так кажется у классика?
— Я не помню точно имени этого древнего полководца, кажется, кто-то из греков, — неестественно ровным голосом произнес, отчего-то внезапно побледневший Петрович. — Так вот, когда сын перед генеральным сражением начал убеждать его сознательно пожертвовать немногими людьми, чтобы занять выгодную позицию, он спросил его, не хочет ли тот сам быть в числе этих немногих…
— Бред! Бред! — не замечая мертвенной бледности аналитика, веселился командир. — В жизни всегда приходится кем-то жертвовать, на войне, в любви, в бизнесе… Везде! Так устроена жизнь! Без жертв никуда!
— Да действительно, без жертв никуда, — с явным усилием глухо выговорил Петрович, прикрывая глаза и откидывая голову на мягкую спинку кресла.
Внезапно заныл тонкий едва видимый шрам над правым ухом, а рот наполнился железистым привкусом крови, точно так же как тогда, много лет назад… В далекой жаркой стране, в которой тоже не могли обойтись без жертв… Немногие должны были отдать свою жизнь, чтобы остальные жили и побеждали… В то время он был молод и наивен… Он мог тогда отказаться, но счел это трусостью… И потому оказался в числе этих немногих…
Влажная духота тропического леса обволакивала, вышибала испарину, мешала дышать, каплями пота оседая на коже, выступая белым солевым налетом на грубой ткани пятнистой формы, сдавливая виски мокрыми горячими пальцами. Такова Центральная Африка, до экватора рукой подать, сказочная экзотическая страна заповедных джунглей, не ведающих цивилизации дикарей, красавиц-туземок, малярии, лихорадки и всей той ядовитой гадости, которую только можно себе вообразить в самом кошмарном сне.
— Серж, возьми с собой троих и проверь вон те заросли, что-то там шевелилось. Вряд ли это наши друзья, рановато для них еще, но посмотреть все равно стоит.
— Хорошо, капитан, сейчас сделаю. Эй, Мвембе, Куно и еще вот ты, за мной, и внимательно, а то спите на ходу, ленивцы!
— Кто такие ленивцы, босс?
Любопытный Куно от усердия морщит свой сплюснутый африканский нос.
— Ленивцы это вы! Не болтай, потом объясню!
Куно отстает и деловито щелкает предохранителем автоматической винтовки, двое других жандармов сосредоточенно вглядываясь в густую сочетающую в себе все оттенки зеленого и желтого цвета завесу джунглей, стараясь ступать как можно более неслышно, движутся вперед.
— Куно — слева, Мвембе — справа, ты — со мной.
Свистящий шепот на пределе слышимости, сопровождаемый невнятным жестом, но жандармы все понимают правильно, и расходятся широким полукругом, с трех сторон охватывая подозрительные заросли. Уши, ловящие малейший звук от усердия чуть ли не шевелятся, ноздри широко раздуваются, не долетит ли с легким, дующим в лицо ветерком, кричащий об опасности запах табачного дыма, оружейной смазки и пота, давно не мытых тел. В джунглях глаза немногого стоят. Уже в пяти метрах ты не различишь ничего, кроме непроницаемой стены из лиан, широких листьев и древесных стволов. Картинка к тому же окажется еще смазанной и дрожащей в постоянных испарениях пропитавшей тропический лес влаги, прорезанной яркими бликами чудом пробившихся через разрывы в зеленой завесе солнечных лучей, отражающихся от капель воды на листьях и чавкающих луж под ногами. Влажность почти сто процентов. Любая царапина на коже на следующий день превращается в гниющий нарыв, и счастье еще, если какая-нибудь мелкая гадость привлеченная запахом крови не успеет отложить туда свои яйца. Ремни снаряжения только матерчатые из многослойного проклепанного брезента, кожаные мгновенно гниют и рвутся, то же самое ботинки — мощные подошвы из тугой литой резины и обязательно брезентовый верх. Зеленый ад в полный рост. Яркие, кричащие краски, гулкие непривычные звуки…
В первый раз увидев военную форму Катанги, он поразился бестолковой пестроте тигрового камуфляжа, такие цвета больше подошли бы клоунам в цирке и должны были скорее выдать солдата врагу, чем скрыть его… Так он думал до тех пор, пока не попал впервые в настоящий тропический лес, полный именно таких красок… Многое он здесь попробовал в первый раз… Вспомнился обморок в аэропорту, когда он, едва покинувший кондиционированную прохладу самолетной утробы, прямо на трапе был нокаутирован лившимся с небес зноем. Издевательски смеялся вербовщик, высохший, прямой как палка француз… Подхихикивали африканеры из Претории, им-то такая погода казалась нормальной, может лишь чуть жарковатой…
"Это тебе не в России голым в снегу валяться!" Ага, посмотрел бы я на вас в минус тридцать с ветерком. С тех пор к нему прилипла немного обидная кличка Снежок. Но это было гораздо лучше, чем конфуз, невольно вышедший при знакомстве с англоговорящей частью команды, когда в ответ на произнесенное им имя Сергей, один из англиков, давясь смехом, сморщил лицо и еле выдавил вопрос: "Как-как? Сэр Гей? Господин гомосек?" С такой интерпретацией своего непривычно для европейцев звучащего русского имени он еще не сталкивался, потому лишь глупо моргал в кругу потешавшихся над ним африканеров. После такого Снежка он воспринял скорее с облегчением. Снежок, так Снежок, никаких проблем, господа!