Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
— Турки не всегда позволяют евреям высаживаться на своей земле, так что многим приходится делать крюк через Египет. Да, и еще: опасайтесь малярии, новичку ничего не стоит ее подхватить.
Саму же Землю Обетованную он описал как выжженную пустыню, полную лишений и опасностей, где выжить можно с большим трудом.
— Как могло случиться, что священная земля Палестины пришла в такой упадок? — поразился Самуэль.
— Когда мамелюки разгромили крестоносцев и навсегда изгнали их с Востока, был издан закон, согласно которому запрещалось обрабатывать землю в долинах, чтобы у крестоносцев не возникло соблазна вернуться,
— И что же, все эти земли теперь — в собственности турецких семей? — продолжал допытываться Самуэль.
— Они по-прежнему остаются в собственности султана. Однако там живут и арабы, приехавшие из Сирии и Ливана, да и в самой Палестине они всегда жили. Все они пользуются благосклонностью султана и никоим образом не претендуют на эти бесплодные земли, которые все равно не приносят никакого дохода.
— Я думаю, что в таком случае евреям не составит большого труда выкупить эти земли, — настаивал Самуэль.
— Как вы можете догадаться, евреи, бежавшие из Российской империи, не привезли с собой больших денег. Они и так платят немалые пошлины. Барон Ротшильд делает всё возможное, чтобы как-то облегчить положение поселенцев; он помог встать на ноги нескольким сельскохозяйственным общинам, и даже оказал содействие, когда пришлось выяснять отношения с турецкими властями, — продолжал объяснять Бенедикт.
Самуэль попросил старого друга своего деда, чтобы тот порекомендовал ему кого-нибудь, кто мог бы давать ему уроки арабского языка.
— Я знаю, что мне там в любом случае придется нелегко, но я хотя бы смогу объясниться с местными жителями.
Перец познакомил его со своим другом, который в молодости много путешествовал по Востоку и знал многие языки тех далеких стран.
В первую минуту Самуэль впал в ступор от такого обилия непонятных закорючек, составляющих арабский алфавит. Поначалу ему казалось совершенно безнадежным делом хоть как-то в них разобраться. Но со временем ему удалось выучить несколько фраз, которые могли бы помочь объясниться.
Тем временем Мари делала все возможное, чтобы убедить Самуэля остаться с ней. Она не сомневалась, что в Палестине он просто погибнет, и очень старалась помочь ему примириться с самим собой.
Самуэль же, со своей стороны, всё оттягивал свой отъезд; однако вовсе не увещевания Мари были тому причиной, и даже не слишком скромные успехи в изучении арабского языка. Тяжелее всего была для него неизбежность расставания с Ириной; одна мысль об этом причиняла ему невыносимую боль.
Молодая женщина была полна решимости начать новую жизнь в Париже, и не могло быть и речи о том, чтобы она отправилась с ним в Палестину.
Поскольку Ирина не желала сидеть на шее у Мари, она устроилась работать в цветочный магазин — впрочем, тоже по рекомендации модистки. Платили ей не так много, но все же достаточно, чтобы хватало на скромную
Погожим сентябрьским утром Самуэль отбыл в Марсель, снабженный рекомендательными письмами к некоторым палестинским евреям, хорошим знакомым Бенедикта Переца. Прошло чуть больше года с тех пор, как он покинул Санкт-Петербург, и теперь, в последней трети 1899 года, он собирался открыть новую страницу своей жизни.
Впервые в жизни он отвечал лишь за себя самого и страшно боялся встречи с «Землей Обетованной».
Средиземное море оказалось куда неспокойнее, чем он ожидал, хотя в последние дни перед прибытием качка стала слабее, и корабль стал медленно приближаться к порту под названием Яффа.
Первой трудностью, которая могла его подстерегать, был возможный запрет турецких властей сойти на берег. Он надеялся, что ему удастся подкупить таможенников, хотя Бенедикт Перец предупреждал его, что уже были случаи, когда таможенники брали взятки, а сойти на берег так и не позволяли.
Тем не менее, все обошлось благополучно.
— Завтра мы прибываем в Палестину, объявил капитан. — Будьте готовы завтра утром ступить на землю Яффы.
В эту ночь Самуэль так и не смог уснуть. Ему не давали покоя мысли о том, что ждет его завтра утром. Он перебирал в памяти свое прошлое — все то, что оставил позади.
Перед рассветом он вышел на палубу, где с нетерпением ждал, когда покажется палестинский берег. Синий цвет морской воды здесь был глубже и ярче, а запах — острее и насыщеннее, чем на Балтике — как она ему помнилась. И все же он невольно вздрогнул, когда он услышал крик матроса, возвещавший о прибытии.
— Земля!
В одном этом слове слились все его мечты и надежды. Он достиг Земли Обетованной.
Когда корабль прибыл в порт, Самуэль бросил взгляд в сторону пристани. Его внимание привлек молодой человек примерно его возраста, державший за руку мальчика чуть старше Михаила; должно быть, ему было около семи или восьми лет. Оба они с большим интересом рассматривали корабль. Чуть позади шла женщина, закрывая лицо краем головного покрывала. На руках она держала младенца, а рядом с ней шла маленькая девочка, вцепившись в складки ее юбки, боясь их выпустить даже на секунду. Женщина выглядела грузно из-за беременности, но Самуэлю она показалась поистине прекрасной — таким счастьем светились ее огромные и бездонные черные глаза.
3. Земля Обетованная
Внезапно Изекииль замолчал, и у Мариан это вызвало раздражение. Она вся превратилась в слух. Ее захватила история Исаака, Самуэля, Константина и Ирины, и захотелось узнать, что случилось дальше. Узнать, что почувствовал Самуэль, ступив на Землю Обетованную. Она не знала его прошлое, как их жизни сплелись с жизнями других мужчин и женщин. Но Изекииль, сын Самуэля, вдруг замолчал, вернув ее в реальность, в это утро, когда они встретились в квартире каменного дома на окраине Иерусалима. Мариан вспомнила, зачем здесь находится, и снова овладела собой.