Стреляющие горы
Шрифт:
— А где репортаж показывать будут? — интересуется Джабиев.
— В «Новостях» на Первом канале.
— А когда?
— Если удастся сегодня перегнать материал, — то завтра.
— Ну что ж, посмотрим.
Утром во дворе дома, захваченного Турком, собрались боевики, которым предстояло отправиться в засады. Те же, чья очередь наступала после обеда, лениво умывались, не обращая на сборы никакого внимания. Вскоре стали возвращаться моджахеды из ночных дозоров. Уставшие, молча разувались на террасе, отстегивали ремни с подсумками, вешали автоматы на гвозди, вбитые
— Поговорить надо. Идите в сад и ждите меня.
Встревоженные напарники, не медля, направились в сад. Рамзан высказал предположение:
— Похоже, он видел, как мы заходили к аксакалу?
— Скорей всего именно так. Плохи наши дела.
— Верно, не халва с орехами, но и бояться не стоит. Договорились же: отдавали деньги на хранение. На этом и будем стоять. Больше — ни слова.
Позвавший их на разговор боевик не заставил себя ждать. Подошел и сразу задал вопрос в лоб:
— Для чего вы заходили в дом кунака Нуралиева?
— Разве они кунаки?
— А то вы не знаете!
— Первый раз слышим. И к чему этот допрос? Ты что, Турок, что ли?
— Если мои подозрения верны, с вами будут говорить и амир, и шейх!
— Мы могли бы ответить и тебе, и им, что зашли попить козьего молока. Но тебе откроем правду: мы оставили аксакалу доллары на хранение с условием, что если с нами что-нибудь случится, он передаст их нашим семьям.
— Но вы же могли рассказать кунаку Нуралиева тайну Хасана и Турка!
— Могли. Только зачем нам это делать? О том, что в доме Нуралиевых живет новый хозяин, знает весь аул.
— Но аул не знает, что хозяева казнены, принесены в жертву.
— Что ты кощунствуешь! — возмутился Рамзан. — Они — заложники горного амира. Он держит их при себе, чтобы Керим не привел в аул омоновцев. Ты клевещешь на амира, который не может проливать кровь правоверных и не делает этого. Он только утверждает решение Высшего Шариатского Суда. Если Хасан узнает о твоей клевете, мы не позавидуем тебе, — и добавил более миролюбиво: — А отдать деньги на сохранение аксакалу мы советуем и тебе. Аллах предопределяет нашу судьбу, и нам не дано знать, что с нами будет завтра. Подумай над этим и посоветуй подумать всем остальным, с кем ты близок.
— Ладно. Я ничего не видел, вы ничего не слышали. А насчет денег — я приму ваш совет. В самом деле, мы не можем знать предопределенное нам Аллахом.
Когда боевик ушел, Рамзан облегченно вздохнул:
— Хорошо получилось. Теперь он нас станет бояться.
— Но бдительность терять не стоит. Вдруг он пойдет на подлость?
— Ты прав. Все может случиться. И все же, мне кажется, он тоже навестит аксакала и оставит у него деньги на хранение.
— Это, конечно, самое лучшее для нас. А если еще и другие, по его совету, понесут к аксакалу доллары, нам легче будет общаться с кунаком Нуралиева.
— Если даже случится так, — возразил Рамзан, — нам нельзя часто встречаться с аксакалом. Нужно продумать, как передавать нужные сведения через его внука.
— Согласен.
Дальше всё складывалось удачно. По пути к месту засады Рамзан с напарником условным сигналом дали знать аксакалу, что именно они будут в ближайшие часы находиться в дозоре. Минут через двадцать со двора вышел мальчик со школьным ранцем за спиной. Ему предстояло пройти более пяти километров по проселочной дороге, которая пролегала по мрачным лесистым расщелинам и между навевавшими на маленького путника не меньшую жуть голыми, зубастыми скалами. Но мальчик не выказывал охватившего его страха и бодро шагал, беспечно помахивая прутиком. Когда приблизился к асфальтированному шоссе, свернул в подлесок на обочине и, только убедившись, что оно пустынно, двинулся дальше, повернув направо, в сторону города. Дорога шла под уклон, и шагать стало легче. Мальчик то и дело оборачивался и, если замечал машину или до него только доносился шум двигателя, тут же нырял в кустарник. Таким образом он дошел до следующего перекрестка, рядом с которым находился другой большой аул. После этого он уже перестал таиться, остановился, пропустил промчавшуюся мимо легковушку и, завидев подъезжавший грузовик, проголосовал. Когда машина остановилась, залез в кабину.
— Дедушку с бабушкой навещал, наверное?
— Да, ходил узнать, здоровы ли.
До районного центра доехали быстро. Шофер предупредил:
— Высажу у базарной площади. Мог бы тебя до дому подбросить, но нет времени.
— Дойду. Не маленький.
От базара до дома Нуралиева всего ничего: прямиком по улице Ленина. Но мальчик помнил наказ деда: пройти надо так, чтобы никто не видел, к кому он направляется. Стало быть, следует подождать наступления темноты. Зашел на базар, но там долго побыть не удалось — торговцы уже убирали с прилавков фрукты и овощи, ларьки закрывались один за другим. Выйдя с базара, мальчик сначала пошагал в противоположную от улицы Ленина сторону и повернул обратно, только когда совсем стемнело.
Подъезд в пятиэтажном доме был открыт. Убедившись, что поблизости никого нет, юркнул вовнутрь, осмотрелся. На лестнице было тихо. Поднявшись на второй этаж, позвонил.
— Кто?
— Впустите, потом скажу.
Женщина за дверью, разглядев в глазок мальчика, все же уточнила:
— Ты один?
— Один.
Дверь приоткрылась, и мальчик проскользнул в прихожую. Вздохнул спокойно и, совсем как взрослый, произнес:
— Слава Аллаху!
Хозяйка квартиры невольно улыбнулась:
— Ты, мальчик, не ошибся?
— Если это квартира Керима Нуралиева, то нет.
— Да, это она. Но откуда ты?
— Из родового аула Керима.
— А сам ты чей?
— Я все расскажу только подполковнику. Когда он придет?
— Если у тебя такая тайна, то, может, пока расскажешь мне, как его родители и наша дочь, здоровы ли? Давно что-то от них вестей нет. Я беспокоиться начала, хочу, чтобы муж съездил туда, узнал, всё ли в порядке. Да и дочку пора привозить — скоро уже занятия в школе.
— Я всё расскажу. Только подполковнику лично. Так мне велел мой дедушка, и я дал ему слово его волю исполнить в точности. Слово джигита.
— А ты, джигит, не проголодался ли? Пойдем на кухню. Там и подождем Керима.
Потчуя мальчика, женщина больше ни о чем его не расспрашивала. Наконец раздался условный звонок в дверь: длинный, короткий, длинный. Хозяйка встрепенулась:
— Вот и Керим пришел.
На всякий случай, прежде чем открыть дверь, все же спросила: