Стриптиз в кино
Шрифт:
— Мне пора, — сказал он. — А ты отдыхай. Заеду, когда освобожусь.
Из того, как Джон произнес последние слова, я сделала утешительный вывод, что не совсем еще потеряла в его глазах свое значение. Как свидетель.
Он подошел ко мне вплотную, я замерла, словно кролик перед удавом. Не в первый раз я испытывала такое. Почему? Сама не пойму. Может, из-за его глаз или этого… “после бритья”. Или рук, таких крепких и ласковых. А в общем, из-за всего вместе — я так реагирую на него, как не знаю что… Но до сих пор все время что-то мешало нам обоим включиться на полную
Я глубоко вздохнула, но не шевельнулась. Даже когда он обнял меня и стал гладить по спине и чуть ниже, где сегодня чиркнула пуля. И потом поцеловал меня. Наверное, минут пять, если не больше, мы так стояли. Откуда только у меня силы взялись с больной этой самой… Но боли я не ощущала, и Винус со своим убийцей и Марла были от меня где-то за тысячу миль.
Мне было тепло, я куда-то плыла. Возможно, на рыболовном суденышке моей домохозяйки. Плыла и даже постанывала от удовольствия. И услышала легкий стон Нейлора. Значит, и его забрало.
Он оторвался от меня и повторил:
— Скоро вернусь.
— Буду ждать, — ответила я шепотом, потому что от внезапного ощущения счастья перехватило горло. С вами такое бывало?..
Словно почувствовав мое состояние, Флафи быстро выхватила из миски остатки еды: ведь теперь придется, чего доброго, делить пищу (и меня тоже) еще с одним человеком. Я понимала малышку — собаки ведь как дети.
Нейлор был уже за дверью, я вытерла мордочку Флафи бумажной салфеткой, погладила, почесала за ухом.
— Да, девочка, — поделилась я с ней своими глубокими размышлениями. — Так бывает. Появится кто-то особенный, не такой, как другие, и все идет кувырком, и сама не знаешь, что с тобой и как будет дальше.
Флафи ответила протяжным воем, но я не была уверена, поняла ли она меня до конца.
— Запомни, что сейчас увидела и услышала, — на всякий случай сказала я, возвращаясь к действительности и снова ощущая боль от моей заштопанной раны.
Вытряхнув из пузырька очередную обезболивающую таблетку, я проглотила ее и запила большим глотком самодельного кьянти, изготовленного руками моего отца. Мама всегда говорила нам, что его напиток благодатно сгущает кровь, и наливала по любому случаю — от ушибов, порезов и душевных потрясений. Но в этот раз глоток вина, даже пара хороших глотков не очень-то помогли мне: боль в том самом месте, а также возбуждение рядом не проходили.
Впрочем, вру: минут через пять меня потянуло к постели, я уткнулась головой в подушку, Флафи пристроилась у моего бока. Засыпая, я размечталась — думала о маленьких, но таких приятных неожиданностях, которые мне подарит сотрудничество с лучшим и красивейшим детективом из отдела убийств города Панама-Сити.
А проснувшись, окунулась в какой-то кошмар.
Кто-то что есть силы колотил в заднюю дверь трейлера, выкрикивая мое имя. Флафи лаяла и трясла головой так, что я боялась, она оторвется от тела. Что им всем надо? Почему бы не оставить меня в покое?
Я с трудом поднялась с постели и
— Кьяра! — надрывался Винсент у двери. — Открой же!
— Как же, спешу и падаю, — пробормотала я, ковыряясь с задвижкой и пытаясь разглядеть что-то сквозь замочную скважину. Но видела только красный глаз Винсента.
— Да не откроет она, — раздался женский голос, — потому что меня увидела.
Черт! Дверь уже открылась, и, прежде чем я успела ее снова захлопнуть, Винсент ввалился в комнату, а за ним просочилась — кто бы вы думали? — Марла. Какого лешего он притащил в трейлер к почти умирающей женщине эту путану, которая при удобном случае пристрелила бы меня вместо несчастной Винус!
— Я не в состоянии сейчас принимать гостей, — сказала я. — Уходите.
Винсент Гамбуццо не двигался с места — триста фунтов живого веса, упакованные в черный костюм, черную рубашку, черный галстук, с нацепленными на все это темными очками, — босс стоял и нервно двигал челюстями, думая, что изображает улыбку.
— Кьяра, мы пришли не с визитом вежливости, — промямлил он.
— Тогда тем более отчаливайте.
Я хотела захлопнуть дверь, но он продвинулся еще дальше внутрь дома, и то же сделали его спутники, укрывшиеся за Винсентом, как за живым щитом, — Марла и ее закадычный дружок Рик Растяжка.
Вообще-то он просто Рик, я называю его так для себя, потому что, болтают, он вкалывает стероиды, чтобы растянуть некоторую немаловажную часть своего организма. Воображает себя борцом-профессионалом, но, ручаюсь, большей липы вы не видели в жизни, хотя мускулатура у него накачана дай Бог каждому. Только без мозговой поддержки, видать, не очень работает.
Рик снисходительно улыбнулся мне и провел рукой по своим густым жирным волосам. Он разинул было варежку, но Винсент его опередил.
— Кьяра, — завел он, — дело касается нашего клуба. У нас у всех беда, и надо быть вместе. От этого зависит общее благополучие. Возьми себя в руки и сосредоточься.
Прямо как мэр перед выборами. Но что он от меня хочет? Чего они вечно ко мне пристают, будто я мировой судья или причина разных неприятностей? На лбу у меня, что ли, чего написано?
— Сделайте себе кофе, — сказала я, в упор глядя на Винсента. — У вас пять минут. Потом я снова лягу в постель.
Последнее слово явно заинтересовало Рика, поэтому Марла придвинулась к дружку. Но, как ни странно, не произнесла ни звука. Даже не наступила ему на ногу. Ее молчание показалось мне подозрительным.
— Присяду, — сказала я, — тяжело стоять. Винсент занялся кофейником, Рик и Марла подвинули табуреты к столу и тоже уселись.
— Кьяра, — произнес Винсент, начиная чистить фильтр, — облегчи свою душу, расскажи нам, что ты обо всем этом думаешь.
Тон был вроде бы шутливый, но в нем слышалась угроза. Я молчала, и Винсент заговорил снова, деля свое внимание между мной и кофейником, который он уже включил.