Стриптиз
Шрифт:
Софье досталось крепко. Пришлось лекарям швы накладывать. Неделю пролежала кверху задницей, питаясь одной кашкой.
«Только две вещи могут заставить женщину принять странную позу: фотоаппарат и ревматизм».
Неправда: вот ещё.
Как говорит одна из героинь «Игр тронов» своему сводному брату о муже и последствиях первой брачной ночи:
— Он сделал… Я постоянно чувствую это. Даже здесь, стоя перед тобой.
Буду рад, если Софочка будет «постоянно чувствовать это». Боль будит память. И мои слова.
Едва
Кошки на душе скребли — довёл парня до края. Сколько не повторяй себе, что во всём виноваты попы, которые ему такую этику вдолбили, феодальное общество, стечение обстоятельств… что я — не я, а его мать — курва…
На душе было тяжело, я постарался поделиться — рассказал Софье и взвалил всю вину на неё. Вот, де, реальное исполнение проклятья, падшее на головы её детей — продуктов разврата и порождений порока. Она повела себя… плохо. Шумно и нервно. Посидела неделю в одиночке. В той самой, где мы Федю Бешеного держали. Малость притихла.
В первых числах ноября отправил её на один из новых погостов куда подальше. Аж к востоку от устья Ветлуги.
Выглядела она подавленно, волю мою выслушала молча. Но её покорности я не верил. Душевная прочность, интеллектуальная мощь, жизненный опыт этой женщины таковы… Смерть первенца — сильное потрясение. Но она скоро восстановится. И будет снова гнуть всех под себя.
— Ты, Софочка, вроде малость поумнела. Воле моей уже не перечишь. Это хорошо. Отдаю тебя в служанки. Вот этому мужику. Кугурак Изерген Ипай — прошу любить и жаловать. Что с тобой дальше делать — после решу. По твоему поведению судя. Ипай идёт на новое место. Там прежде другой народ жил — удмурты. Погост там поставили — теперь ему расти надо. Вами и будет прирастать. Бежать тебе некуда. Племена… тебя просто порвут — старуха чужая. Булгары — продадут в рабыни, скотине хвосты крутить. На Русь — тебе хода нет. Живи, трудись, ищи способ пользу принести. Сдохнешь — всем облегчение будет. Выживешь… через год посмотрим. Иди.
Молча, не поднимая глаз, отправилась она с группой последних в этом году перед ледоставом переселенцев к выделенному им учану. Но брошенный искоса хитрый взгляд… Не верю я.
Непонятно — как «привести её в чувство». К элементарной технике безопасности — «не вреди и невредима будешь». Вынуть крючком глаза? Как делают византийцы со своими политическими противниками. Перерезать сухожилия на ногах? Как поступали славные предки — славяне-язычники. Изуродовать лицо? Как сделали с Полонеей в исламской семье. «В куль да в воду»? При такой температуре воды в Волге — «не долго мучилась старушка в высоковольтных проводах…».
Это — не несгибаемая женщина. То-то и оно, что она гнётся. Да не ломается. Как дамасская сабля. С этими поселенцами — сделает всё, что захочет. Одна надежда — не захочет мне вредить. По-опасается. Погост не на Волге, в стороне на притоке — сильно отсвечивать не будет. Оседлает этого… Ипая, станет предводительницей очередного кудо. Будет у неё «игрушка для души» — успокоится?
Есть такой женский типаж. «Ум ближнего радиуса действия»: победить соперницу и кого-нибудь на себе женить. А вот стратегическое мышление — не свойственно. Это — оно? Если «да» — жаль, переоценил. Но ведь Боголюбский с ней столько лет прожил… Татищев, опять же…
Я был прав: Софья подмяла под себя десяток взрослых насельников того погоста. В частности — активно намекая на наши с ней особые отношения. «Я — Зверя Лютого полюбовница! Он тя на куски порвёт, головёнку на стенку чучелом приколотит!».
Сумела организовать выживание людей на новом месте, благо, припасы были им даны достаточные. Важно было их употребить с умом. У неё — ума хватило. Когда возник конфликт с соседним удмуртским родом — аккуратно избежала кровопролития. Следующей зимой ухитрилась вернуться во Всеволжск. Вела себя тихо. Но через пару месяцев после возвращения устроила мне такую… подлянку, что уж и не знаю как жив остался.
Снова пришлось мне выкручиваться да мозгами завиваться. От чего всей «Святой Руси» великие пользы приключились.
Что, девочка, и ты так хочешь? Можно. Можно, чтобы и не больно. Только… Повторить её путь ты не сможешь. Дело-то не в способе — в голове да в сердце. Ты — не она. У тебя — своя дорога.
Глава 466
Начался ледостав. Мои «ближники» периодически схватывались между собой в жарких словесных баталиях. По поводу невыполненного к сроку, срывов графиков. Я старался не вмешиваться: приказные головы должны уметь не только командовать подчинёнными, но и между собой договариваться.
Интересно было наблюдать за самим собой. Снова, в который уже раз, менялся круг общения, смещался фокус внимания. Менялся и стиль жизни.
Мои коллеги, попандопулы и попандопулопищи…
Счастливые люди. Как вляпнулись, так и лепят. В том же духе, стиле и темпе. «Ничего не забыли, ничему не научились». Попандопулопизм граничит с роялизмом — начисто забивает способности к обучению. И, соответственно, к изменению. Их собственной, попандопулопипнутой личности.
Я — менялся. Просто по необходимости.
Почти перестал общаться с работниками.
— Мужик! Тыр-пыр-елдыр! Не с той стороны затёс делаешь!
Как это… мило. Ностальгично, демократично и поэтично. Да и просто правильно: ведь не с той стороны, ведь видно же!
Увы. Не дай бог так крикнуть. Вся артель остановится и будет день обсуждать: а что ж это Воевода Всеволжский имел в виду? В части «елдыр». Срубит ли замеченной бестолочи голову? Топором или гильотиной?
Всё меньше общался с мастерами.
В мастерскую к Звяге — убегал отдохнуть. Там уютно пахло деревом, шуршали стружки. Стал понимать Петра Великого. С его любовью что-то самому мастерить, работать руками.
Изредка ко мне влетал Прокуй. С криком:
— А! Опять! Всё не так!