Стриптизерша
Шрифт:
Она взмахивает рукой, давая мне знак танцевать снова.
Я начинаю танец, и в этот раз я думаю о каждом правиле, которому должна следовать, о каждой вечеринке, на которую я не могу пойти, о каждой паре джинс, которые слишком узкие, о каждом топе, который чересчур короткий, и о том, что я ношу слишком яркий макияж. Я думаю о том, что от меня ожидают, что я должна быть милой идеальной девочкой, безупречной пасторской дочкой, выйти замуж за богобоязненного мужчину, окончившего семинарию, скучного молодого человека без каких-либо интересов кроме проповедей и паствы.
Я вкладываю душу в этот танец. Когда я делаю прыжок, я делаю его изо
Я поднимаю голову, чтобы проверить реакцию миссис Леруа. Она опирается на стену, прикрыв рот рукой, с влажными глазами.
— Идеально, Грей. Просто...идеально. Я почувствовала. Идеально.
Ее взгляд устремляется за мое плечо, я оборачиваюсь и вижу маму у двери. Ее эмоции видны в ее глазах, я знаю, что она все видела. Я знаю, что она увидела, что я чувствую в этом танце.
Ее глаза сощурены, а лоб покрылся морщинами. Я отворачиваюсь от нее к миссис Леруа.
— Вы считаете, что у меня получилось? — спрашиваю я.
Она кивает:
— Думаю, это был пример того, на что ты способна. Ты можешь стать великолепной танцовщицей, Грей. Продолжай выражать эмоции в своем танце. Не позволяй себе отступать.
Я наклоняюсь, чтобы поднять сумку, и копаюсь в ней в поисках полотенца. Я подхожу к маме, вытирая лицо жесткой белой хлопковой тканью. Мы уходим, и никто из нас не произносит ни слова. Мама везет нас через Макон к нашему дому на окраину. Я поворачиваюсь к ней, озадаченная несвойственным ей молчанием. Обычно после танцев она не умолкает. Она тоже была танцовщицей, пока не встретила папу и появилась я. Ей нравится обсуждать то, чему я учусь, разные техники и все такое. Она будто заново переживает то время, когда танцевала сама. Теперь, однако, она ссутулилась, глядя вперед, ведя машину одной рукой. Другая рука лежит на лбу. Ее глаза сощурены, а на лице тревога.
— Мам, ты в порядке? — спрашиваю я.
Она делает слабую попытку улыбнуться мне:
— Все хорошо, милая. У меня просто болит голова.
Я пожимаю плечами и умолкаю.
— Твой танец был прекрасен, Грей, — ее голос тихий, будто ей больно говорить громче.
— Спасибо, мам.
— Что он означает?
Я не сразу ответила; я не знала, как ей объяснить. Я пожимаю плечами:
— Просто... иногда я чувствую себя, как в ловушке.
Настала мамина очередь колебаться:
— Я знаю, милая. Он всего лишь хочет, как лучше для тебя.
— Лучше для него. Это необязательно должно быть лучше для меня.
Мама снова потирает костяшками лоб, затем вытягивает руку, встряхивая ее, словно она онемела.
— Я не хочу обсуждать это сейчас, Грей. Он твой отец. Он любит тебя, и делает то, что кажется ему правильным. Тебе следует уважать его.
— Но он не уважает меня.
Она бросает мне острый, предупреждающий взгляд:
— Не надо, Грей.
Она вздрагивает и переводит взгляд на дорогу, часто моргая.
— Боже, так плохо мне еще не было, — бормочет она, скорее про себя, чем вслух.
— Так плохо? — я в беспокойстве смотрю на нее. — Как давно у тебя эти боли?
— Время от времени. Ничего особенного. Они начинаются утром и обычно проходят сами, — Она сжимает руку в кулак, разжимает и снова встряхивает.
Я не знаю, что сказать. Мама крепкая. Она никогда не болеет, но если это происходит, она редко жалуется и никогда не уходит на больничный. Она просто борется с болезнью, пока не поправится. То, что она показывает свою боль, плохой знак. Должно быть, ей по-настоящему больно.
— Может, тебе стоит сходить к врачу? — спрашиваю я.
Она отмахивается:
— Это всего лишь головная боль.
— Что тогда с твоей рукой?
— Я не знаю. Она просто... онемела. Теперь все хорошо.
Наконец мы дома, она ставит «БМВ» в гараж, и тут же бежит в дом, я не успеваю забрать сумку с заднего сиденья. Я машу папе, проходя мимо его кабинета по пути к лестнице. После душа я спускаюсь на кухню, ожидая увидеть, что мама готовит ужин, но кухня пуста.
Папа до сих пор в кабинете набирает что-то на компьютере, готовясь к воскресной проповеди.
— Где мама? — спрашиваю я.
Он смотрит поверх узкой оправы очков для чтения:
— Она отдыхает. Я полагаю, у нее мигрень.
Он откидывается на спинку стула:
— Я знаю. Если она не прекратится, я вызову доктора, хочет она того или нет.
— Я тогда приготовлю ужин.
— Спасибо, Грей. Когда закончишь, спроси у мамы, не хочет ли она что-нибудь. Может, захочет, — он поворачивается обратно к экрану. — Я поем здесь.
Я возвращаюсь на кухню и начинаю готовить ужин. Я не такой хороший повар, как мама, но я могу сделать несколько вкусных блюд. Я заглядываю в холодильник и вижу, что она купила ингредиенты для кордон блю, поэтому я готовлю его, и отношу папе тарелку с банкой диетической колы. Я направляюсь наверх, чтобы узнать, как себя чувствует мама, но она спит с задернутыми шторами. Даже во сне ее лоб наморщен от боли.
Тревога охватывает меня, но я прогоняю ее. Я оставляю тарелку с едой на случай, если она захочет поесть, и несу свою еду с колой к себе в комнату, чтобы пока делаю уроки поужинать. Жизнь хороша, не считая маминых головных болей.
Тогда откуда у меня это ноющее чувство беспокойства?
• Глава 2 •
Оставшаяся часть учебного года проходит без происшествий. Мамины головные боли то ли утихли, то ли она скрывает их. Я танцевала на нескольких концертах в присутствии родителей. Папа до сих пор одобряет это не до конца, и он определенно с суровостью смотрит на слишком чувственные номера других девочек. Правда, он знает, что я талантлива, и он доволен этим. Я танцевала все лето и ближе познакомилась с Дэвин, Лизой и другими девочками из студии. Папа разрешает мне гулять с ними при условии, что я регулярно звоню ему. В основном, мы не занимаемся ничем особенным, только ходим в развлекательный центр и смотрим ТВ-программы для девочек дома у Дэвин. Иногда к нам заглядывают мальчики, но мы не сообщаем об этом взрослым. Дэвин ростом с эльфа, едва ли полтора метра высотой и сорок пять килограммов весом на полный желудок. У нее каштановые волосы, карие глаза, и она та еще стерва, энергичная, пылкая и прямолинейная. Она практически главная в доме, так как ее родители все время на работе. Папа думает, что здесь бываем лишь я, Дэвин, Лиза, смотрим дурацкие фильмы 80-х типа «Танца-вспышки», «Свободных» и «Девочки хотят повеселиться».