Строение пера

Учитель показал ребятам птичье перо и спросил:

— Узнаёте ли? Какая птица носит такие перья?

Мальчишки нахмурились, и каждый рукой махнул, девочки захихикали: уж чего это Виктор Степанович взялся пытать, как маленьких.

— Вижу,

что узнали, — сказал Виктор Степанович. — Верно, перо гусиное. Сегодня мы будем изучать строение пера. Вот, смотрите, это опахало.

Виктор Степанович резко взмахнул пером, и воздух присвистнул.

— Для чего служит опахало?

— Чтоб на воздух можно было опереться, — сказал догадливый ученик Тюлихов.

— Молодец, — похвалил Виктор Степанович. — Опахало, как видите, на стержне или стволе. А толстая, гладкая, пустотелая часть пера называется «очин».

Учитель глядел на класс и ждал. Ребята знали: им нужно догадаться, что это значит — очин.

— О и чин! — глядя Виктору Степановичу в глаза, принялся за свои догадки Тюлихов. — Очи и ны… Овчи-ны…

— Чины, очи и овчины тут ни при чём, — улыбнулся Виктор Степанович. — Вот представьте себе…

Он начал говорить, а перед глазами ребят пошло как бы кино.

Врезана в бугре полукруглая скамья, выложена зелёным дёрном. Сидит на этой скамье человек в ненынешней крылатой одежде. Смотрит в проём между деревьями, смотрит вдаль. Степь по-осеннему холодная, тёмная от дождей. И сумерки темны, небо забито облаками. Человек поёживается — засиделся. Идёт песчаной дорожкой вдоль пруда, полного чёрной осенней воды. Идёт, трогая рукой шершавые стволы дубов, словно желая им покойной ночи. Перебегает по лёгкому мосту, выгнувшему спину. И вот он — дом. Сбрасывает в передней крылатый плащ, просторными пустующими комнатами проходит в угловую.

Свечи зажжены, комната ожидает хозяина. Язычки огня вытягиваются, приветствуя, — хозяин привёл с собою ветер.

На столе свежие гусиные перья. Острым ножом хозяин дома очиняет перо. Опускает в чернила, и на пустом листе бумаги ложится за строкой строка:

Над лесистыми брегамиВ час вечерней тишины…

Виктор Степанович читает стихи, писанные гусиным пером, рождённые на кончике очина. Ребята знают: это — Пушкин. Эти стихи пришли к Пушкину в Болдино. В Болдино они были с Виктором Степановичем в прошлом году, весной, когда изучали цветы и травы родного края.

— А помните, Виктор Степанович, — говорит за всех девочка Вера, — помните, как в пойме, возле Большого Болдина, чибисы на нас кричали?

И весь класс на минуту замирает, уходит в ту весну.

Большие птицы, сонно размахивая крыльями, кружили над молодым зелёным лугом. Кричали пронзительно, сердито: «Сей-час-мы-вас! Сей-час-мы-вас!»

— А вот это и есть дафна — волчье лыко, — показал им тогда Виктор Степанович травяной кустик.

— С этого Петрухин-то наш ягоды ел? — спросил Тюлихов.

— Ох, с этого!

Ребята сбились в стайку, испуганно смотрели на ядовитое растение.

— Затоптать его! Да растереть его! — закричал на волчье лыко Тюлихов.

— Убить растение — дело нехитрое, — сказал Виктор Степанович. — Ну, а вдруг завтра учёные найдут в ненужном, вредном цветке вещества, которые излечат человечество от каких-то страшных болезней! Не проще ли быть уважительным к миру растений? Не трогать, не пробовать на вкус, чего не знаешь.

Разрешил Виктор Степанович ребятам собрать букет из трав и растений, какие известны им. Невелик вышел букет. Попали в него трава-мурава, ромашка, просвирник, который зовут ещё «пышки-лепёшки», попал вечнозелёный наш северный копытень. Тысячелистник, подорожник, пижма — дикая рябинка, луговая гвоздика, или «часики», чайная розочка, она же манжетка, съедобный борщовник, одуванчик, тимофеевка, осот да молочай — он же бесогон-трава.

— Видите, сколько ещё предстоит нам узнать? — повёл Виктор Степанович руками вокруг.

Однако всем было пора вернуться в класс на урок «Строение пера». И все вернулись. Только Вера подзадержалась.

— Виктор Степанович, а может, человек всё-таки от птицы произошёл? — спросила она с надеждой. — Уж больно сладко во сне летать.

— А человек никогда с полётом и не расставался, — ответил Виктор Степанович. — В сказках летал, в мечтах. А теперь наяву летает, налетаться не может. Итак, каково же строение пера?

— Опахало, ствол, очин! — хором сказал класс.

А Вера всё ещё далеко была.

— Всё-таки самые хорошие стихи гусиными перьями написаны! — сказала она, сдвигая упрямо брови, чтоб кто-нибудь не возразил. — «У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…» Такие слова подобраны! Скажешь — и как будто и впрямь летишь.