Строптивая герцогиня
Шрифт:
Между ними внезапно возник эмоциональный мостик. Сопереживание словно воскресило его собственную боль, сделав ее реальной и мучительной. И следом возникло неудержимое желание обнять и утешить ее. Он отнес бы ее на луг и показал бы ей, как реальное объятие может освободить от теней прошлого.
— Вы собираетесь всю оставшуюся жизнь вспоминать прошлое? Позволить ему поглотить ваше сердце и управлять вашей натурой? Если так, вам предстоит напрасная трата времени и победа принципов вашего отца, — заявил Эйдриан.
София смотрела на него с таким отчаянием, словно он загнал ее в угол.
— Я не понимаю, почему мое состояние занимает вас?
Эйдриан потянулся и убрал непослушный завиток, нечаянно прикоснувшись к ее виску. Она удивленно взглянула на него. После ее откровений та интимность, что родилась между ними, пульсировала с новой силой.
— А вы не знаете? — прошептал Эйдриан.
Он мог никогда не решиться, во всяком случае, не так быстро. Эйдриан мог и дальше держаться в рамках флирта, пока она не подвигла бы его на нечто большее. Но внутренняя близость, которая родилась между ними, не только разрешала, но требовала большего.
И тогда он положил ладонь на ее щеку и поцеловал ее, не спрашивая разрешения, импульсивно, искренне, выражая тем самым желание развеять ее печаль и укрепить их связь. Эйдриан хотел снова попробовать ее дрожащие губы, которые целовал лишь однажды в парижском саду, и еще раз ощутить ее податливую капитуляцию.
София ответила. Он понял это по ее участившемуся дыханию.
Эйдриан попытался обнять ее, но, стоило ему прикоснуться к ней, София резко отпрянула от него и отвернулась в испуге.
— Мне кажется, я понимаю вас. Если мною будет править желание отомстить отцу, я буду более сговорчивой. И более управляемой.
София сделала вид, как будто не понимает только что произошедшего между ними, и он не мог удержаться от улыбки.
— Ровно настолько, насколько вы захотите, герцогиня, — произнес Эйдриан.
София покраснела, выдавая себя. Взяв поводья, притянула лошадь поближе.
— Мне пора, я хочу посетить одну из ферм.
Он помог ей сесть на лошадь, более очарованный, чем раздосадованный ее неожиданным волнением. Конечно, она узнала в Париже, что обойти мост не то же самое, что сжечь его. Его построят снова, соединив два острова, независимо от того, хотят они иметь мост или нет.
А сейчас ему предстояло пройти по нему. И не терпелось узнать, что же ждет его на другой стороне.
София не могла бы сказать, что ненавидела наследство, доставшееся ей от отца. Она любила свою землю, любила отдаленный шум моря… Парки, фермы и холмы служили ей убежищем в девичестве. Если бы она могла убежать от призраков и воспоминаний прошлого, если бы могла снять с души тяжелое бремя и обрести покой, она смирилась бы даже с обязанностями и ограничениями.
Герцогиня устремилась к ближайшей деревне, слишком хорошо сознавая присутствие мужчины, скакавшего бок о бок с ней. Его близость лишала ее покоя, заставляя нервничать и испытывать тревогу. Она спрашивала себя, научится ли она когда-нибудь спокойно воспринимать его рядом. После того, что произошло, наверное, нет.
Случившееся беспокоило ее. Она не раз пускалась в легкомысленные романы, умело управляла флиртом — игрой по определенным правилам. Но что касается последнего поцелуя, он другой и гораздо более опасный.
В отличие от всех ее предыдущих романов ее и Эйдриана объединяло глубокое сопереживание. Именно оно лежало в основе их взаимного влечения, которое пугало ее. И как она ни пыталась контролировать себя, она должна признаться, что ее привлекало то, что он мог предложить ей. Как глупо с ее стороны затеять дискуссию об Алистэре! Она рассказала Эйдриану куда больше, чем любому другому. Виной всему его внутренняя сила, она располагала к откровенности и манила, пробуждая желание довериться.
Они свернули на проселочную дорогу, и маленькая деревня показалась на горизонте. Приземистые, неказистые домишки теснились вдали.
По дороге громыхала телега, которую тащили женщина и подросток. Трое детей семенили рядом.
София узнала женщину — жену фермера Генри Джонсона Сару. Обе семьи — его и ее — жили из поколения в поколение в поместье как арендаторы.
София подъехала, и мальчик остановился — скорее от усталости, чем из уважения. Он и его мать опустили оглобли телеги. София заметила большие мешки, которые тащил каждый ребенок. Похожий тюк был привязан к спине Сары.
— Ваша светлость, — поздоровалась Сара, качая головой. Восемь лет состарили ее ужасно. София помнила ясноглазую юную женщину, а не теперешнюю усталую бледную матрону.
— Сара, как приятно увидеть знакомое лицо. Я вижу, как увеличилось твое семейство, с тех пор как я уехала. А твой муж Генри, как он?
Парнишка указал на телегу:
— Посмотрите сами.
Она пустила лошадь кругом. Генри лежал внутри телеги в бессознательном состоянии, втиснувшись между кастрюлями и прочим домашним скарбом. Его бледность и затрудненное дыхание говорили, что он очень болен.
— Мистер Берчард, вы не поможете мне спуститься?
Он тут же оказался рядом и снял Софию с лошади. Они склонились над Генри, пытаясь определить его состояние.
— Он умирает, — заключил Эйдриан.
— Что приключилось с ним, Сара? — спросила София.
— Не знаю, ваша светлость. Он болел месяц, слабея с каждым днем.
— А что говорил доктор? — поинтересовался Эйдриан.
— У нас нет денег на доктора. Старая тетушка Купер дала какое-то снадобье, но оно не очень-то помогло.
София оглядела семейство, снова приметив мешки.
— Куда вы идете?
Сын метнул на нее дерзкий взгляд:
— Хлеб не уродился. Управляющий знает, что нечем будет заплатить ренту, поэтому выгнал нас.
— Но ваш отец…
— Ему уже все равно… Не знаем, где он умрет. — Парнишка не слишком-то любезно отвернулся от госпожи. Наклонившись, снова взялся за оглобли телеги, пристроив свое юное тело туда, куда обычно впрягают осла или быка.
— Разверните телегу, молодой человек, — приказала София. — Мистер Берчард, вы поможете посадить Сару на мою лошадь? До деревни далеко, а она явно выбилась из сил.