Стругацкие. Лучшие произведения в одном томе
Шрифт:
Навстречу им из кустарника вылез обросший человек в грязном арестантском балахоне. Максим узнал его: это был первый абориген, которого он встретил, старый Зефов напарник, сосуд мировой скорби.
— Подождите, — сказал Вепрь, — я с ним поговорю.
Зеф велел Максиму сесть, где стоит, уселся сам и принялся переобуваться, дудя в бороду уголовный романс «Я мальчик лихой, меня знает окраина». Вепрь подошел к сосуду скорби, и они, удалившись за кусты, принялись разговаривать шепотом. Максим слышал их прекрасно, но понять ничего не мог, потому что говорили они на каком-то жаргоне,
Потом сосуд скорби исчез, а Вепрь вернулся, сел перед Максимом на пень и сказал:
— Ну, давайте поговорим.
— Все в порядке? — спросил Зеф.
— Да, — сказал Вепрь.
— Я же тебе говорил, — сказал Зеф, рассматривая на свет дырявую подошву. — У меня на таких чутье.
— Ну так вот, Мак, — сказал Вепрь. — Мы вас проверили, насколько это возможно при нашем положении. Генерал за вас ручается. С сегодняшнего дня вы будете подчиняться мне.
— Очень рад, — сказал Максим, криво улыбаясь. Ему хотелось сказать: «За вас-то Генерал передо мной не поручился», но он только добавил: — Слушаю вас.
— Генерал сообщает, что вы не боитесь радиации и не боитесь излучателей. Это правда?
— Да.
— Значит, вы в любой момент можете переплыть Голубую Змею и это вам не повредит?
— Я уже сказал, что могу бежать отсюда хоть сейчас.
— Нам не нужно, чтобы вы бежали… Значит, насколько я понимаю, патрульные машины вам тоже не страшны?
— Вы имеете в виду передвижные излучатели? Нет, не страшны.
— Очень хорошо, — сказал Вепрь. — Тогда ваша задача на ближайшее время полностью определяется. Вы будете связным. Когда я вам прикажу, вы переплывете реку и пошлете из ближайшего почтового отделения телеграммы, которые я вам дам. Понятно?
— Это мне понятно, — медленно проговорил Максим. — Мне непонятно другое…
Вепрь смотрел на него не мигая — сухой, жилистый, искалеченный старик, холодный и беспощадный боец, с самых пеленок боец, страшное и восхищающее порождение мира, где ценность человеческой жизни равна нулю, ничего не знающий, кроме борьбы, ничего не имеющий, кроме борьбы, все отстраняющий, кроме борьбы, — и в его внимательных прищуренных глазах Максим, как в книге, читал свою судьбу на ближайшие несколько лет.
— Да? — сказал Вепрь.
— Давайте договоримся сразу, — твердо сказал Максим. — Я не желаю действовать вслепую. Я не намерен заниматься делами, которые, на мой взгляд, нелепы и ненужны.
— Например? — сказал Вепрь.
— Я знаю, что такое дисциплина. И я знаю, что без дисциплины вся наша работа ничего не стоит. Но я считаю, что дисциплина должна быть разумной, подчиненный должен быть уверен, что приказ разумен. Вы приказываете мне быть связным. Я готов быть связным, я годен на большее, но если это нужно, я буду связным. Но я должен знать, что телеграммы, которые я посылаю, не послужат бессмысленной гибели и без того несчастных людей…
Зеф задрал было бородищу, но Вепрь и Максим одинаковым движением остановили его.
— Мне было приказано взорвать башню, — продолжал Максим. — Мне не объясняли, зачем это нужно. Я видел, что это глупая и смертельная затея, но я выполнил приказ. Я потерял троих товарищей, а потом оказалось, что все это — ловушка государственной прокуратуры. И я говорю: хватит! Я больше не намерен нападать на башни. И более того, я намерен всячески препятствовать операциям такого рода…
— Ну и дурак! — сказал Зеф. — Сопляк.
— Почему? — спросил Максим.
— Погодите, Зеф, — сказал Вепрь. Он по-прежнему не спускал глаз с Максима. — Другими словами, Мак, вы хотите знать все планы штаба?
— Да, — сказал Максим. — Я не хочу работать вслепую.
— А ты, братец, наглец, — объявил Зеф. — У меня, братец, слов не хватает, чтобы описать, какой ты наглец!.. Слушай, Вепрь, а он мне нравится. Не-ет, глаз у меня верный…
— Вы требуете слишком большого доверия, — холодно сказал Вепрь. — Такое доверие надо заслужить.
— И для этого валить дурацкие башни? — сказал Максим. — Я, правда, всего несколько месяцев в подполье, но все это время я слышу только одно: башни, башни, башни… А я не хочу валить башни, это бессмысленно! Я хочу драться против тирании, против голода, разрухи, коррупции, лжи… Я понимаю, конечно, башни мучают вас, просто физически мучают… Но даже против башен вы выступаете как-то по-дурацки. Совершенно очевидно, что башни ретрансляционные, а значит, надо бить в Центр, а не сколупывать их по одной…
Вепрь и Зеф заговорили одновременно.
— Откуда вы знаете про Центр? — спросил Вепрь.
— А где ты его, этот Центр, найдешь? — спросил Зеф.
— То, что Центр должен быть, ясно каждому мало-мальски грамотному инженеру, — сказал Максим пренебрежительно. — А как найти Центр, это и есть задача, которой мы должны заниматься. Не бегать на пулеметы, не губить зря людей, а искать Центр…
— Во-первых, все это мы и без тебя знаем, — сказал Зеф, закипая. — А во-вторых, массаракш, никто не погиб зря! Каждому мало-мальски грамотному инженеру, сопляк ты сопливый, должно быть ясно, что, повалив несколько башен, мы нарушим систему ретрансляции и сможем освободить целый район! А для этого надо уметь валить башни. И мы учимся это делать — понимаешь ты или нет? И если ты еще раз, массаракш, скажешь, что наши ребята гибнут зря…
— Подождите, — сказал Максим. — Уберите руки. Освободить район… Ну хорошо, а дальше?
— Всякий сопляк здесь приходит и говорит, что мы гибнем зря, — сказал Зеф.
— А дальше? — настойчиво повторил Максим. — Легионеры подвезут излучатели, и вам конец?
— Черта с два! — сказал Зеф. — За это время население района перейдет на нашу сторону, и не так-то просто им будет сунуться. Одно дело — десяток так называемых выродков, а другое дело — десять тысяч, сто тысяч озверевших…
— Зеф, Зеф! — предостерегающе сказал Вепрь.