Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971
Шрифт:
Первый секретарь обкома Н. В. Банников спросил, как я оценил «Сказку о Тройке», когда получил ее для публикации. Я ответил, что оценил произведение как антибюрократическую сатиру в области науки.
— А теперь как оцениваете? — задали мне вопрос в соответствии с намеченным сценарием.
— У меня не было времени изменить свое мнение, — ответил я.
Покаяние не состоялось, члены бюро были вынуждены начать обсуждение, которое длилось добрых полтора — два часа. Их вопросы казались мне странными, они явно гадали — где крамола, которую должны были непременно осудить. Похоже, что никто ничего не понял, хотя перед каждым лежал номер альманаха, исчерканный красным карандашом, — я это видел со своего лобного места.
Жутким образом всё переменилось, когда меня сменил главный редактор издательства В. Г. Фридман. Видать, они слишком сдерживали «ндрав», а в зубы наконец попался человек зависимый, из номенклатуры. Перед началом заседания я Фридману сказал, чтобы он не тянул на себя одеяло — валил всё на меня. Однако Владимир Григорьевич доброму совету не последовал, и гордость проявил, и твердость — ну за то и отлилось.
Ему и говорить-то толком не давали.
— Чем вы объясняете свою политическую близорукость?
Фридман начинает:
— Я был загипнотизирован. — Он хотел сказать — известностью, именем братьев Стругацких. Перебили:
— Кем загипнотизирован — Клопом, что ли?
Кто читал повесть, помнит, что есть в ней такой персонаж — говорящий Клоп.
И — новые вопросы. А в заключительном слове Банников выдает уже как вполне установленный факт: «Фридмана загипнотизировал Клоп».
Спустя полгода Фридмана не утвердили в должности как раз по мотиву этого Клопа. Дорого Клоп обошелся издательству: главным редактором Фридман был преотличным.
Легче задышалось лишь во время выступления Антипина: хоть один человек, да понял эту «Сказку о тройке». Не упустил ассоциации с особыми тройками тридцатых годов, не забыл про пионеров, приветствующих товарища Вунюкова, раскрыл нам глаза на то, что фамилия профессора Выбегалло содержит намек на наших выдвиженцев — мне это как-то в голову не пришло.
Кацуба предложил исключить меня из партии. Банников спросил:
— Вы прежде имели взыскания?
— Нет.
— Тогда предлагаю ограничиться строгим выговором с занесением в учетную карточку. Какой вуз окончили?
— Иркутский педагогический институт.
— Плохо изучали марксизм.
Черт возьми, ну при чем же здесь бедный марксизм? Ведь то, что происходило в этой большой полированной комнате, меньше всего напоминало собрание марксистов. Вот доказательство:
«Бюро ОК отмечает, что в 1968 году на страницах 4 и 5 номеров литературно-художественного и общественно-политического альманаха „Ангара“ опубликована идейно порочная, аполитичная повесть Стругацких „Сказка о тройке“. Под предлогом фантастического сюжета, широко используя средства иносказания (аллегории), авторы повести в нарочито искаженном виде, субъективно и тенденциозно представляют советское общество, охаивают историю развития Советского государства, деятельность его учреждений, жизнь советских людей, строящих коммунизм. Вместо сатирического изображения отдельных недостатков нашей жизни и показа конкретных носителей социального зла, еще встречающегося в нашей действительности, авторы обобщили и заострили это зло, не показав сил, которые успешно преодолевают трудности и недостатки на пути движения советского общества к коммунизму. Частные и преходящие отрицательные явления, отражающие процесс борьбы нового со старым в поступательном движении общества к коммунизму, приобрели несвойственные им всеобщность и фатальную неизбежность.
Костяк сюжета повести, ее художественный строй, особенно язык и стиль направлены на охаивание
Что называется, достойно скрижалей, но я поленился переписать бумагу от начала до конца, когда она была в руках. Да, поди, и не надо: достаточно.
После таких обвинений, сами понимаете, ни о каком помиловании и речи быть не могло. Было постановлено главному редактору альманаха «Ангара» объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку и от работы освободить.
Я уходил избавленный от груза должности. Из обкома мы прямиком направились в ближайший ресторан, чтобы обсудить происшедшее. Через несколько минут прибежал собственный корреспондент «Комсомольской правды», присутствовавший на заседании бюро, поделился анекдотичной новостью:
— Ребята! Вы только вышли, а Банников спрашивает: «Чего это Марк Сергеев с бородой?» Ему говорят: «Нынче такая мода». А Банников: «Но он же коммунист!»
Посмеялись, но не очень весело. Чувствовалась какая-то всеобщая угнетенность. Причем удручены и угнетены мы были не суровостью примененных наказаний, а бессмысленностью всего, что случилось. Это было в чистом виде продолжение «Сказки о тройке», ненаписанная Стругацкими ее иркутская глава, не менее страшная и в то же время нелепая. Мы даже подумали, что непросто, конечно, придумать «Сказку о тройке», еще труднее ее написать, но пережить «Сказку о тройке»!..
Вспоминали об этом издании и АБС.
Дальше вопрос был очень трогательный: «Что случилось со „Сказкой о тройке“, почему в первом издании, в „Ангаре“, она имеет один вид, а в последнем издании, в журнале „Смена“, она имеет вид совсем другой?» Дело в том, что когда мы написали «Сказку о тройке», она была задумана как продолжение «Понедельник начинается в субботу», но, как вы легко могли заметить, она написана достаточно желчно, это уже не юмористика, не ирония, а, так сказать, сатира. Сатира на положение в науке и прочее.
В прошлом ее никто опубликовать не пожелал, хотя договор был. А вот тут обратился альманах «Ангара», бедный, несчастный альманах иркутский, в котором не было штатной редакции, штатных редакторов, там работали люди на чистом энтузиазме, журнальчик этот выходил раз в два месяца. И вот они решили посвятить два номера фантастике. Обратились к нам, мы дали им «Сказку о Тройке». Энтузиаст есть энтузиаст, это вам не чиновник. «Давайте, — сказали они нам, — но увы, мы не можем дать больше шести листов». А в оригинале «Сказки» — десять листов. Нам пришлось искать способ сократить «Сказку о Тройке», что мы и сделали. Из десяти листов первоначального текста, который опубликован последний раз в «Смене», мы взяли пять листов, добавили туда еще один лист нового материала и, таким образом, «Сказка о Тройке» пошла в журнале «Ангара» в шестилистовом виде, что благополучно привело к разгону редакции, к строгому выговору, увольнению ответственного секретаря.
Это не первый журнал, который мы разрушаем, потому что такая же судьба постигла журнал «Байкал» в связи с опубликованием «Улитки на склоне». Дальнейшее наше зловещее влияние на журналы отразилось гораздо меньшими потерями, потому что нас не печатали. Но вот журнал «Аврора», например, начал активно печатать в Ленинграде наши произведения, но там было трудно достать редактора, потому что редактор Косарева, очень смелая женщина, сама была членом обкома, и ее супруг работал в ЦК КПСС, так что ее просто так не ухватишь. Отсюда пошли три произведения подряд в «Авроре». И она объявила, что «Аврора» — ни одного года без Стругацких, но тут ее, увы, забрали в ЦК, и «Аврора», конечно, потеряла в наших глазах многое.