Структура
Шрифт:
– Извини, дружище, но тут еще осталась для тебя работа... Так что рано тебе на покой.
– Я поморщился и подозвал Анциса.
– Давай перетащим его обратно на каталку, и отмоем здесь все от крови. Потом принеси простынь и иди отдыхать...
Секундная стрелка больших настенных часов ритмично отсчитывала секунды, а я упорно медитировал на нее. Каверин и Сотников, негромко переговариваясь, щелкали мышками, глядя в огромный, висящий на стене монитор. Картинка, высвеченная на нем, была очень странной - будто бы миллионы пауков сплели неправильные паутины, которые касались друг друга краями. Насколько я понимал происходящее, это было изображение спинного мозга Гордеева.
– Смотри, семь два-пятнадцать повреждена, - едва слышно бубнил Костя, показывая стрелкой мышки на дефект в одной из паутин.
– Даю сетку, - так же тихо бормотал Данила, что-то отбив на клавиатуре. На поврежденной паутинке возникла система координат.
– Развернуть?
– Ага, разверни, градусов на тридцать влево и на семьдесят вниз...
– Так?
– Угум, - паутинки вдруг сдвинулись и сместились, развернувшись другой стороной.
– Вот еще, - продолжил бубнить Сотников.
– Нет, это фигня, - отмахнулся нейрохирург.
– Это само потом отрастет, нам надо основное исправить, самые толстые выбирай...
– Эту?
– Эту обязательно!
Может напиться, подумал я. Ужраться до скотского состояния, тогда смогу не думать и отключиться... Неет, вот они закончат, а я буду не в состоянии... Раза четыре уже ложился, но так и не смог заснуть. Лика, наверное, уже десятый сон видит... Девушка, вернувшись со школы, скуксилась, узнав о случившемся. Потом немного поплакала и несколько часов не отходила от меня, но затем стала клевать носом и, в конце концов, ушла в спальню.
Секундная стрелка очередной раз коснулась двенадцати, а я, наверное, в тысячный раз перевел взгляд на каталку, где, укрытое простыней, все еще лежало тело Гордеева. Дима, Дима, ну как же ты так, а? Или он не виноват? Может это я взвалил на него столько, что у него просто не хватило времени сделать все как надо?
Нестерпимо хотелось спросить Каверина о прогрессе, но я упорно молчал, понимая, что отвлекать нельзя... С каждой секундой Артем-Рафаэль увозил Дашку все дальше и дальше. А единственный человек, который мог бы организовать ее поиски, лежал мертвым под простыней.
Через какое-то время я все-таки вырубился, прямо в кресле - организм взял свое. Пробуждение было ужасным, все тело затекло, а голова была тяжелой, словно перед сном я выпил бутылку водки.
За окнами уже было светло. Несмотря на это в лаборатории горел свет - просто никто не стал отвлекаться на то, чтобы его выключить. Каверин и Анцис, сидели за тем же монитором. Настенные часы показывали половину одиннадцатого. Ничего себе я поспал! Черт, на десять же совет директоров назначен!
– Разворачивай, - устало произнес Каверин по-английски.
– Тридцать градусов!
– Окей, - ответил Анцис.
Потянувшись, я встал и, подойдя к раковине, умылся. Потом, на затекших ногах вышел из лаборатории. Двое бойцов, стоящих перед дверью, подтянулись при моем появлении.
– Гарнитуру, - буркнул я, и, получив требуемое, продолжил в микрофон.
– Док - Базе! Доложить обстановку.
– Здесь база, все штатно.
– Конец связи, - пробормотал я, вернул гарнитуру, и взял со стола телефон. Нажав на иконку с лицом моего секретаря, дождался ответа.
– Инга, совет собрался?
– Шеф, я их отпустила, когда Лика сказала, что вы спите и будить вас не надо.
– Умница, - похвалил я ее. Ингу нашел и долго проверял Гордеев, и я еще ни разу не разочаровался в ее работе. Миленькая тридцативосьмилетняя женщина была на редкость умной и исполнительной, и, к тому же, в совершенстве знала четыре языка.
– Собери их на два часа. Что-то срочное есть?
– Горящего ничего, только текучка. Единственное... Заходил Сергей, служба безопасности осталась без наличных денег.
– Свяжись с Банковичем, пусть решит эту проблему.
– Хорошо.
– Меня не беспокоить без нужды.
– Все поняла, Петр Сергеевич.
Оставив телефон на столе, я вернулся в лабораторию. Каверин и Каулиньш, встав из-за компьютера, колдовали с установкой, приводя в готовность реанимационное оборудование.
– Закончили?
– Спросил я, подходя к кофе-машине.
– Да, - устало сообщил Каверин, набирая в шприц какое-то лекарство.
– Насколько могли восстановили позвоночник, легкие, добавили крови в сосуды, убрали пулю, ошметки костей и тканей... И кровь из легких. Если удастся реанимировать, ему нужно будет время на восстановление, - Костя положил шприц на марлю и посмотрел на меня.
– Гарантии, что будет ходить, и что все будет работать как надо, дать не могу. Будь у нас время, все, наверное, можно было бы сделать чище и лучше...
– Нет у нас времени, - поморщился я. Поймав взгляд Анциса, вдруг смутился и, почему-то начал оправдываться: - Дело не только в моей дочери. Операция с "черными" завязана непосредственно на Гордеева...
– Давай, - оборвал мои оправдания Каверин, кивая на пульт управления. Анцис сел за монитор и защелкал мышкой.
– Тридцать секунд... Пятнадцать... Десять... Пять, четыре, три, две, одна, синтез!
Раздался едва слышный писк. Над реанимационным столом воздух вдруг уплотнился, и, спустя мгновение, из неоткуда возникло обнаженное тело клона. Появилось оно в сантиметре над лежаком и с легким хлопком упало на поверхность. Каверин тут же ловко прикрепил электроды монитора и закрепил на лице маску дыхательного аппарата. Потом схватил дефибриллятор и приложил "утюги" к груди Гордеева, на которой места попадания пуль выделялись лишь кожей другого цвета.
– Разряд!
Тело клона тряхнуло, линия на мониторе дернулась, но тут же выровнялась.
– Еще разряд!
Опять тряхнуло. Тот же результат.
– Да живи же, мать твою!
– Вдруг в запале выкрикнул Каверин и, выпустив электроды из рук, стукнул ребром ладони Гордеева по груди.
Монитор вдруг пикнул, а на экране появился характерный зигзаг, показывающий, что сердце заработало. Нейрохирург схватил шприц и ловко воткнул иглу куда-то в локтевую впадину ожившего человека. Как только поршень коснулся дна, грудная клетка клона вздрогнула, делая первый вдох.