Струна и люстра (сборник)
Шрифт:
Впрочем, отвлекся. Сейчас речь не о трудностях, не о «сопротивлениях среды», не о нападках на мою дерзкую, но малоопытную особу, а о попытках осознать сутьсообщества.
Теоретик я тогда был никакой (впрочем и сейчас тоже, только практики прибавилось). По ночам, ворочаясь на жесткой холостяцкой постели, я размышлял:
а) на кой черт мне все это надо? и
б) раз уж связался с пацанами, то в чем суть моей возни с ними?
Может, поднаскребу материала для новых рассказов? Но это слишком тяжкий и хлопотный путь, да и на фига мне материал? У меня его в памяти на двадцать книжек, потому что прекрасно помню свое недавнее детство.
Нет, дело не во мне, а в них — в Ваське Беляеве,
И наконец шевельнулась догадка (ничего другого не мог придумать — и слава Богу!): надо просто стараться, чтобы у них было интересное детство. Не хуже, чем было у меня. Такое, которое бы навсегда осталось у них в памяти, как радостная, полная хороших событий, многому научившая их пора.
Вспомнились чьи-то умные слова (в самом деле чьи — то, не я придумал): «Детство — фундамент жизни; на плохом фундаменте не построишь хороший дом. То есть построить-то можно, только долго ли он простоит?»
Я считал, что мое детство было хорошим, хотя и не лучезарным. И юность — хорошая. И стал учить ребят тому, чему научился в детстве и юности сам. Читать и обсуждать замечательные книжки, строить модели парусников, клеить воздушные змеи, фотографировать, ходить в походы, писать заметки в стенгазету и — это было очень важное для ребят и для меня умение — спортивному фехтованию. Для мальчишек (да и для многих девочек тоже) стальные звонкие рапиры — такая притягательная сила!
Компания отказалась от прежнего названия «Бандерилья» и стала именоваться «БВР» (для придирчивых педагогов — «Берег веселых робинзонов», а для внутреннего пользования — «Братство Веселого Роджера»), потом — «Мушкетер»… Теперь мы уже официально именовали себя отрядом. В шестьдесят четвертом году появились сигнальная труба и флаг («Вы видели, видели?! — негодовала «общественность». — У них флаг не красный, а рыжий, и на нем не пионерский значок, а хулиган верхом на акуле!»).
Под флагом цвета походных костров в отряде кипели игры. Уже тогда я догадывался (а может, снова где-то вычитал), что игра — естественный образ жизни ребенка. И что детство — это не только (а может, и нестолько) подготовка к будущему взрослому бытию, а своя полноценная, самостоятельная, полная, проблем, открытий, драматический коллизий, горестей и радостей жизнь. Ничуть не менее насыщенная и трудная, чем у взрослых (и даже более опасная, поскольку у мальчишек и девчонок мало опыта и умения для защиты от разных бед). То есть дети живут с полной отдачей, радуясь нынешнему времени, а не только помышляя о будущих эпохах…
Самуил Яковлевич Маршак замечательно сказал по этому поводу:
Существовала некогда пословица, Что дети не живут, а жить готовятся. Но вряд ли в жизни пригодится то, Кто, жить готовясь, в детстве не живет.А ведь сколько взрослых готовы превратить детство своих отпрысков в сплошное учение уроков и накапливание всяких умений для будущих лет, не понимая, что такое «воспитание» ведет не к обретению, а к утрате опыта.
Положительный опыт детства во многом обретается в игре, в постижении товарищеских отношений, в умении ощущать красоту и радость бытия среди ежедневных, неожиданных (хотя на первый взгляд и не очень важных) открытий.
Значит, следовало делать детство ребят как можно более интересным. И это опять же могло получиться лишь при воспитании в них доброго отношения друг к другу. Только ощущая локоть товарища, можно жить полной жизнью…
Однако как далеко от обычной дружеской компании (пусть даже называющей себя отрядом, живущей интересно и весело), до сообщества, которое осознаёт себя ячейкой человечества и понимает, что надо вносить свою лепту в общее добро, в общую пользу, и видеть в этом смысл существования! Конечно, тогда (да и сейчас тоже) никто из нас не говорил
…Мы договорились с местным лесничеством и стали охранять подступавший прямо к домам лес. Нередко пожары возникали от костров, которые разжигали и оставляли бестолковые любители пикников. Наши патрульные группы, называвшие себя «Лесная звезда», вразумляли «шашлычников» беседами о технике безопасности, заставляли окапывать костровые площадки и держать рядом ведра с водой. С упрямыми доходило до скандалов, приходилось грозить милицией и лесником (хотя как их дозовешься — о мобильниках-то никто и не слыхал тогда; правда, были в запасе одна-две сигнальные ракеты, и выпущенные в воздух просто так, для острастки, они заставляли присмиреть скандалистов…). В общем, дело было хлопотное и не всегда безопасное. Зато давало ощущение своей «общественной значимости». Тем более, что польза от лесных патрулей и в самом деле была реальная.
Порой случались комедийные эпизоды. Однажды наткнулись мы на благопристойное интеллигентное семейство, которое поджаривало рыбу на костерке, разложенном среди сухой хвои. Мальчишки индейским шагом выступили из кустов, стали вокруг и начали решительную беседу, предварив ее вежливым «Вы, конечно, извините, но…»
Глава семейства засуетился, признавая, что он, «увы, и в самом деле не досмотрел» и что «сейчас примем меры». И «ах, какие вы, ребята, молодцы…» Я подошел чуть позже и обнаружил, что нарушитель — не кто иной, как известный писатель-натуралист Борис Рябинин. Узнали друг друга, рассмеялись, он опять покаялся и начал хвалить ребят. Когда расставались, десятилетний Алька в нахлобученной старой пилотке и с зеленой нашивкой «Лесной звезды» на рукаве, сказал:
— Борис Степанович, у вас хорошие книжки про собак, я их люблю…
— Книжки или собак? — поинтересовался польщенный автор.
— И то, и другое, одинаково. Но вы ведро с водой все же не забудьте поставить у костра, такое правило…
В этом уже прорезалась бескомпромиссность отрядных принципов — та, за которую впоследствии то хвалили то (чаще) ругали пресс-центр и флотилию «Каравелла».
Видимо, эта бескомпромиссность (вкупе со стилем отношений внутри отряда и его умением быстро подниматься на разные дела) понравилась приехавшему ко мне в гости Володе Матвееву, тогдашнему заместителю главного редактора журнала «Пионер», в котором я раз за разом уже печатал свои рассказы и повести. Володя (в будущем — один из инициаторов и создателей известной «педагогики сотрудничества») сказал, что из такой «дружной ватаги» может получиться настоящий отряд юных корреспондентов, и для начала попросил сделать коллективный материал о проектах будущих городов. Сделали. В редакции ребячьи рисунки и заметки понравились… Так появился в Свердловске детский пресс-центр, подчиненный непосредственно центральному журналу, органу ЦК ВЛКСМ.
Сколько истерик это вызвало у всякого областного начальства («Почему не согласовали?! Кто разрешил?! Зачем они снова лезут в конфликтные ситуации, лучше бы на себя посмотрели!..») — это опять же отдельный разговор. Да и написано про те дела уже немало. Вопрос в другом. Как крепло и осознавало себя ребячье сообщество. Чем оно было полезно. Как и за счет чего сумело выжить в самые трудные времена?
Ведь проходили десятилетие за десятилетием, исчезали и возникали государства, менялись генсеки и президенты, политические режимы и понимания жизненных ценностей, поколение за поколением, вырастаая, расставались с отрядом (который с 1968 года стал называться «Каравеллой»), а это ребячье сообщество продолжало существовать, хотя порой становилось мне уже совсем невмоготу. Бывало, что и я грешный, и мои взрослые помощники (обычно из выросших членов отряда) приходили к выводу, что «всё, кранты, пора завязывать это дело, ребята». Но другие ребята, еще не выросшие — барабанщики, юнкоры, матросы, штурманы и капитаны построенных своими руками парусников — вставали на дыбы и отказывались «открывать кингстоны». «Жили и выживем снова!»