Стукачи
Шрифт:
Охранники, увидев отремонтированный бульдозер, снова заспешили к воротам зоны. Там легче и безопаснее. Проще отбиться от зверя.
А Виктор делал дорогу. Расширял ее, разглаживал, уходил все дальше от ворот зоны. Он уже не оглядывался по сторонам. Торопился. Чем быстрее проложит он ее, тем скорее приедет комиссия. Может, и впрямь подарит обещанное облегчение. Иного выхода нет.
— Куда тут обрываться в бега? Зверюг видимо-невидимо. Шагу не ступить в одиночку. Откуда их здесь такая прорва? — удивлялся человек.
В этот день он вернулся
Предстояло проложить еще семьдесят…
— Оттуда, издалека, не вернешься в зону всякую ночь. Придется и ночевать в тайге. Чтоб не тратить на дорогу время и солярку. Самое большее — двенадцать километров. А дальше — все. Свыкайся с природой, — смеялся оперативник, встретивший Виктора во дворе зоны.
— Меня одного вкалывать не пошлете. Под охраной. А о них придется подумать, позаботиться. Где они будут, там и мне место сыщется. Не стращайте! Я свои страхи еще на войне потерял, — ответил Ананьев.
На следующий день снова выехал за ворота зоны.
Охранники сели в кабину бульдозера. И, оглядывая готовое начало дороги, мечтали вслух, словно сами себе рассказывали сказку, оборванную далеко отсюда, дома, когда они еще не были солдатами:
— А может, и здесь город будет? Вырастет назло всему. Холоду и снегу вопреки, среди тайги. С домами многоэтажными, как в Москве. Проведут в них свет. Пойдут по этой дороге машины, а может, даже автобусы…
— Ну да! Зэки! Без них Север — не Север! У нас если накажут, то все враз отнимут. И свободу, и здоровье, и жизнь! И зачем людей сюда на муки везут? Пусть бы жили у себя! Иль там зэкам дела не нашлось? — оборвал Виктор.
— Там и вольный люд справится. А север обживать умеют лишь закаленные. Построят они дома, проложат улицы, вдохнут в них жизнь и тепло. Тогда и вольные сюда потянутся. Смельчаки-романтики! С детьми, женами! Поселятся тут. Смехом тайгу разбередят, песнями. Приручат ее, дикую. Обогреют, приведут в порядок. Покроют дороги асфальтом. Посадят цветы. И через десяток лет никто и не поверит, что была тут раньше тайга непроходимая, лохматая, как кикимора!
— А на въезде в город плакат будет висеть: «Добро пожаловать в город — зону особого режима!»
— Да ну тебя! Тогда все иначе будет. Ни зон, ни тюрем, ни рудника! И плакаты будут добрыми, как улыбка.
— Как в красном уголке зоны, да? Там, прямо над сценой, где зэки иногда киношки смотрят. Помнишь? Я тебе его покажу. Написано: «Ленин — с нами!»
Виктор, не выдержав, рассмеялся.
— Города, дома! А ты сам бы приехал сюда жить насовсем? После службы остался бы тут?
— Нет. Я домой поеду. К матери. Зачем на северах мотаться? Я не бездомный.
— А у меня хоть и нет матери, но тоже не соглашусь здесь жить после всего, что видел и пережил. Мне этого до конца жизни хватит. Понял? И никто путевый сюда не переедет. Если только всякие пьянчуги, перекати-поле. Или горемычные. У кого по зонам родные погибли. С радостью сюда не придут. Зря надеешься.
—
— На погостах! Дурак совсем! Иль забыл, что здесь добывают? Какие цветы? Вон, бабкари, и то не хотят тут оставаться. Чтоб не вернуться домой импотентами, больше трех месяцев здесь не живут. И начальник… Хоть и старый, а в мужиках остаться хочет. Чтоб бабку свою «на вальс» хоть раз в месяц…
— Брехня это все! Человеческий разум сильнее. Обезопасят. Придумают защиту. И забудут о зонах. Вольные люди работать начнут в карьере!
— Ой! Блядь! — побелел Виктор, рванув фрикционы, и уставился вперед округлившимися от удивления глазами.
На дороге, какую сегодня предстояло продолжить, сидела знакомая волчица как ни в чем не бывало. Она словно ждала Виктора. Не шелохнулась. Не двинулась, не испугалась трактора и людей.
Охранники, открыв дверцу бульдозера, выстрелили в нее. Волчица прыгнула в кусты, спряталась в тайге.
Виктор работал, не отдыхая, не перекуривая. Торопил сам себя. Да оно и понятно. Сегодня утром, выпуская Ананьева за ворота, оперативник сказал без усмешки:
— На всю зону, из всех зэков, ты один в мужиках остался. Не верилось мне, что выдержишь, не откажешься. Редкий ты человек. Но это — характером. Докажи и в деле. Не пожалеешь о том.
Виктор забывал об обеде и ужине. Работал дотемна, до тех пор, пока охрана не заставляла его шабашить и возвращаться в зону.
В поту и в пыли, валился он на шконку до первой зари и снова шел к бульдозеру, на дорогу, какая уходила все дальше от зоны, уже не узкой одноколейкой, а широкой, ровной трассой, радующей глаза и душу.
Первые десять километров, с какими уложился лишь в две недели, приехали проверять оперативники, а потом и начальник зоны.
Хвалили. Скупо, но веско. Радовались результатам.
Виктор не обольщался. К похвалам всегда был равнодушен и не доверял им, опасался. Потому вскоре вернулся в бульдозер.
Начальник зоны вышел из машины, проверил плотность грунта и вдруг увидел в паре шагов от себя оскаленную волчью пасть.
Человек мигом влетел в машину и, оглядевшись по сторонам, долго не мог вымолвить слова. Испугала не столько ситуация, сколько внезапность. Он не знал, что звери давно перестали бояться вида человека. Их не пугали голоса, шум машин, даже выстрелы.
Вскормленные человеческими трупами, они забыли, что существует иная добыча. И ждали привычного…
Начальник зоны выглянул на дорогу. Увидел жавшихся друг к другу охранников, не выпускающих из рук винтовки.
Только теперь до него дошло, какою ценой дается ребятам и бульдозеристу каждый метр дороги, проложенной в глухомани якутской тайги на горе людям.
Начальнику зоны предстояло проработать здесь еще месяц. А после этого — на пенсию. Уедут и охранники. Продолжат службу в других зонах, где не будет опасности их здоровью. А вот бульдозерист… С ним сложнее…