Ступень третья. Часть первая
Шрифт:
— Возвращаемся в дом? — радостно уточнила Полина, которая хоть и выполняла облегченный вариант, как и Марта, но все равно выглядела упахавшейся, поскольку ранее конкретно пренебрегала обязательными упражнениями.
— Подождут, — решил я. — Они приехали без предупреждения. Мы не обязаны ради них все бросать менять планы. Пусть их в доме чем-нибудь займут. Чаем, например. А мы продолжим.
Постников позвонил супруге, которая как-то незаметно приняла на себя бразды правления особняком. Полина тяжело вздохнула. Ничего, мы еще сделаем из нее настоящего мага. Пока еще она не отошла от пребывания у Глазьевых и
Кстати, когда у нас зашел разговор с Постниковым о Глазьевых, выяснилось, что угроза Полине была нешуточной: у Глазьевых из столичных кланов были самые жесткие наказания за неповиновение. Мальцевская колония для провинившихся магов была детской забавой по сравнению с тем, что делали Глазьевы. Собственно, ту же Аню тупо ограничивали в общении и передвижении, и все, а вот у Глазьевых практиковалось участие в экспериментах. В частности, магов держали в тех самых зонах без магии, и если передерживали и маг терял свои способности, то потом над ним проводили эксперименты по возвращению магии. Ни одного удачного пока не было. К слову, я тогда попросил Постникова разузнать, не попадали ли в такие места либо те из моих учеников, у кого до меня были проблемы с каналами и источником,либо их родители. Особую ставку я делал на отца Тимофея: с ним точно что-то случилось уже в возрасте, когда источник и каналы сформировались, но не работали, ибо у совсем маленьких детей магия не просыпается. Но поскольку узнать я решил просто ради интереса, то задание было отнюдь не приоритетное. Просто одна из задач на будущее.
Комплекс мы выполнили полностью, потом я еще наведался в душ и сменил одежду и только после этого я спустился к Лазаревым. В гостиной было совершенно тихо. К угощению притронулся только Кирилл. И то, его чашка была пуста лишь наполовину. Валерия же сидела, словно проглотила штырь, и на ее лице было написано крупными буквами: «В стане врага есть и пить ничего не буду, лучше подохну». Расстраиваться по этому поводу я не стал, вошел, поздоровался и уселся напротив.
При моем появлении Валерия вздрогнула, глаза ее расширились, но желание вскочить она подавила, сжала сложенные на коленях руки и ровно, совершенно безэмоционально произнесла:
— Ярослав Кириллович, хочу принести извинения за свое отвратительное поведение на нашем приеме. Меня несколько извиняет только то, что я очень плохо себя чувствовала и не осознавала, что делаю. Прошу принять мои извинения, обещаю, что больше такого не произойдет.
Кирилл задумчиво кивал в такт ее словам. Если он и был удивлен, то этого не показывал. Хотя очень маловероятно, что она репетировала речь в его присутствии. Скорее всего, это был экспромт: не в нынешнем состоянии Валерии продумывать долгие планы, слишком взвинченной она выглядела.
— То есть вы теперь всегда будете чувствовать себя хорошо? — усмехнулся я.
В ее глазах промелькнула злость. Кирилл посмотрел с явным укором.
— Я постараюсь всегда держать себя в руках по отношению к вам, Ярослав Кириллович, — тем не менее ровно ответила Валерия. — Как вы понимаете, друзьями нам не стать, но моя вспышка слишком дорого обошлась моему клану, поэтому я приложу все силы, чтобы этого не повторилось. Уверена, что между нами возможен нейтралитет.
— Нейтралитет вполне устраивает и меня, — согласился я. — А еще лучше, если вы вообще забудете о существовании меня и моей матери.
— К сожалению, это невозможно. Вы глава клана, и нам придется пересекаться на различных мероприятиях. Я надеюсь, мои извинения приняты?
Она прикусила губу, криво прокрашенную яркой помадой, и со страхом на меня смотрела. Ей пугала неопределенность, поскольку она понятия не имела, что случится, если я откажусь идти с ней на мировую. Но держалась она хорошо, почти не показывая страх. Ночь далась ей нелегко: можно зашпаклевать тени под глазами, но убрать красноту с глаз косметическими средствами невозможно, как невозможно полностью скрыть общую нервозность.
— У меня нет претензий к клану Лазаревых.
— Благодарю вас, Ярослав Кириллович, — она радостно подалась ко мне и вдруг застыла, как собака, сделавшая стойку. На ее лице появилось недоумение, с которым она быстро справилась, заменив доброжелательностью. — Могу я встретиться с вашим учителем?
Вопрос меня удивил. Чтобы после вчерашнего у нее внезапно появилось желание встретиться с опасностью лицом к лицу?
— Я сам не всегда могу встретиться с ним, Валерия Дмитриевна. Здесь одного желания мало.
— Разве он останавливается не здесь, когда появляется в Белоорске?
Она говорила так, как будто была уверена в своих предположениях.
— Увы, Валерия Дмитриевна. Где останавливается учитель, я не знаю. Если он вообще где-то останавливается в Белоорске, потому что визиты его сюда очень короткие и редкие. А что вы хотели?
— Я хотела узнать, не возьмет ли он еще одного ученика, нашего Андрея.
Брови Кирилла чуть приподнялись, но тут же заняли привычное место. Похоже для него просьба Валерии оказалась столь же неожиданной, как и для меня.
— Он не берет учеников, Валерия Дмитриевна.
— Но вас же он взял, Ярослав Кириллович? Почему бы ему не взять еще и вашего брата? За помощь в освоении знаний мы хорошо заплатим.
Она окончательно утратила испуганный вид и вернула былую уверенность в собственных силах. Я не понимал причины перемен, и это меня сильно обеспокоило.
— Андрею есть кому помогать, а Варсонофий к деньгам равнодушен. Ему важна идея.
— И все же я настаиваю на разговоре с вашим учителем.
— Валерия, — предупреждающе сказал Кирилл. — Не перегибай.
— Настаивать вы можете на чем угодно, Валерия Дмитриевна, — вежливо ответил я. — Но Варсонофий встречается только с тем, с кем хочет, и только тогда, когда хочет. Я не имею на него влияния и давно не видел.
— Мне кажется, вы говорите неправду, Ярослав Кириллович, — томно протянула она, заставив мужа нахмуриться.
— Мне кажется, Валерия Дмитриевна, что мы с вами не так давно договорились о нейтралитете, — напомнил я. — Он слишком хрупкий, чтобы его подвергать испытанию недоверием.