Ступень
Шрифт:
Через несколько тактов к нему подключился ударник. Незаметно, исподволь в мелодию вплелась соло-гитара - Чарли был мастером своего дела; басист немного запоздал, но быстро сумел подстроиться.
Вокалист оторвался от своей газеты и с интересом слушал.
Джон играл и ему все больше нравилась его музыка. Он находил в ней новое, ранее не слышанное им звучание, которое придали его произведению электрические инструменты. Когда замолк пропущенный через ревербератор последний звук, Джон почувствовал удовлетворение. Это было то, чего он хотел. Вновь образовавшаяся группа играла еще не очень слаженно, но в целом впечатление было хорошее. Музыканты знали свое дело, более того, они почувствовали его музыку,
Несколько секунд все молчали. Потом Чарли отложил свою гитару, подошел к Джону и протянул ему руку.
– Ты написал настоящую вещь, - сказал он.
– Не знаю, поймут ли ее, но это настоящая музыка.
Они сидели в том же заведении у Билла, где впервые встретились накануне. По предложению Чарли они решили отметить создание своей группы.
– Итак, как мы назовем нашу группу?
– спросил Чарли, когда им принесли выпивку.
– Я предлагаю назвать нашу группу "The Way To The Toр" - "Путь к вершине", - робко сказал Бенни, поправляя очки и беря в руку бокал.
– Ведь именно это я уловил в вашей музыке, мистер Лэкер?
Джон с удивлением взглянул на ударника - этот парень понял все, что он хотел сказать своей музыкой. И играл он хорошо - этот Бенни сразу ему понравился.
– Да, ты прав. Именно это я и хотел выразить. Ну что ж, название мне нравится. А как вы?
– Вполне прилично, - отозвался Чарли.
Ник и Дэвид закивали головами - они тоже были согласны.
Ну что ж, поднимем бокалы за то, чтобы этот путь действительно привел нас к вершине, - сказал Джон. Все пятеро чокнулись и осушили бокалы.
За этот день они трижды сыграли вещь, написанную Джоном, и несколько песен, написанных Чарли. Песни были неплохие. В них пелось о серой и скучной жизни, о маленьком человеке, бредущем под дождем по улице большого города, о музыканте, продавшем свою гитару, чтобы не умереть с голоду это были песни о жизни, о том, что творилось вокруг, о том, что наболело поэтому они брали за живое, и Джон согласился включить их в программу. В песнях Чарли жесткий ритм и рычание бас-гитары, пропущенной через фьюз, сочетались с плачущим голосом соло-гитары и высокими переливами электрооргана, что вместе создавало сложную и глубокую мелодию, точно соответствующую словам песни. Все это удачно сочеталось с полифоническим звучанием музыки, которую написал сам Джон, она как бы говорила о том же, но на более высоком уровне восприятия. В голове у Джона уже родилась мелодия, которой они должны были закончить программу, мелодия, как бы подводившая итог всему концерту. Поэтому Джон не стал засиживаться в кафе, а, попрощавшись с новыми друзьями, поспешил домой, горя нетерпением поскорее перенести на бумагу звучавшую в нем музыку. Несмотря на мелкий противный дождь, на душе было светло и радостно - начало положено; теперь вперед, вверх!
И начались репетиции. С каждым разом Джон становился все более требовательным к своим коллегам, заставляя их проигрывать одно и то же снова и снова, добиваясь полного единства музыки. Написанная им музыка только с первого взгляда казалась простой для исполнения. Постепенно в ней открывались новые подголоски, полутона, тончайшее плетение звуков, похожее на серебряную паутинку. Сыграть все это мог только настоящий виртуоз. И Джон требовал от своих товарищей виртуозности.
Песни Чарли были намного проще, хотя и в них слышалось полифоническое звучание с довольно сложной структурой. Но их можно было воспринимать поверхностно - жесткий ритм, плач гитары, рычание фьюза; но искушенный слушатель улавливал за всем этим более глубокую суть, как бы другую мелодию, которою вели орган и синтезатор.
В концертной программе вначале шли песни Чарли, а после них, как бы развивая их тему, две инструментальные композиции Джона.
Они
За неделю до концерта они собственными силами привели зал в относительный порядок, за что практичный Чарли выторговал у хозяина уменьшение арендной платы до сорока пяти фунтов в неделю; затем все тот же Чарли договорился со знакомым художником насчет афиш, и еще через день красочные афиши появились на улицах Саутгемптона, и даже кое-где в Сити. Правда, на Альберт-холле Чарли афишу повесить не удалось - к нему с грозным видом направился полицейский, и Чарли поспешил унести ноги от греха подальше.
Накануне концерта Джон почти не спал. В голове его вертелись сумбурные вихри из обрывков музыки, фраз, мелькали лица музыкантов, расплывались яркие световые круги прожекторов - Джон не находил себе места.
Забылся он лишь под утро. В девять часов вскочил, как ужаленный. Концерт был назначен на пять часов вечера, но Джону не терпелось и, наскоро перекусив и выпив для храбрости бокал чистого виски, он направился в зал. Там он бродил среди пустых рядов, нервно курил - впервые за многие годы. Потом он уселся в одно из кресел, и сам не заметил, как заснул.
Они сидели в небольшой комнатке за сценой и ждали, пока соберется публика. До начала выступления оставалось пятнадцать минут, а зал был заполнен едва ли наполовину.
– Ничего, соберутся, - успокаивал всех Чарли.
– А, в крайнем случае, для первого раза и ползала неплохо. Главное, чтобы им понравился концерт. Тогда завтра зал будет полный.
Все же к началу выступления зал был заполнен почти на две трети. Дэвид вышел к микрофону и объявил название первой вещи. Джон поудобнее уселся за своим органом и весь ушел в музыку. Он не видел зала, не видел слепящих прожекторов, не видел даже своих товарищей; он не слышал, что объявлял Дэвид - он играл. О он чувствовал, что играет сейчас лучше, чем когда бы то ни было раньше. Да и остальные - тоже. Мрачная, экспрессивная музыка Чарли с жестким ритмом, насыщенная до предела, подавляла зал, заставляла слушать, не давала возможности думать о постороннем. После последней песни Чарли зал взорвался аплодисментами - это было больше, чем то, на что они рассчитывали.
Затем, после пятиминутного антракта, Тьюз объявил композицию Лэкера. Джон был в ударе. Густой сильный звук его органа заполнил зал; мелодия струилась, лилась, постепенно нарастая, поднимаясь вверх; изредка она словно срывалась, но затем снова выравнивалась, неуклонно стремясь ввысь. Джон закончил на самой высокой ноте, и ее отзвук еще долго висел в зале.
Послышались редкие хлопки, но и они вскоре замолкли. Тьюз объявил последнюю вещь. Джон снова заиграл. Но что-то было не так. Приподнятое настроение улетучилось. Джон играл через силу, и это передалось остальным. Когда они закончили, зал молчал. Почти половина слушателей ушла после первой композиции Джона, и остальные тоже спешили к выходу. Никто не аплодировал.
Джон устало откинулся на спинку стула. Он был разбит, подавлен. Это был провал. К нему подошел Чарли, положил руку на плечо.
– Не расстраивайся, старина. Твоя музыка - настоящая. Она лучше моей. Тебя просто не поняли. Но они поймут. Надо только время. Мы еще будем выступать в Альберт-Холле, а не в этом сарае.
Еще неделю выступали они со своей программой. И каждый раз слушателей было все меньше и меньше. И большинство из них уходили, когда начинали играть вещи Джона. В игре Лэкера появилась не свойственная ранее ему ярость, одержимость. Он как бы мстил своей музыкой тем, кто не хотел его слушать. Но люди уходили, и группа заканчивала свои выступления в почти пустом зале.