Стычки локального значения
Шрифт:
— Пропали твои пять фунтов, Том? — его печаль была искренна и глубока, настолько, что остаться безучастным я не смог.
— Как есть, сэр, пропали. Мне жаль. Придется отыгрываться на русских. Завтра поеду к букмекерам, поставлю десятку, что они станут чемпионами. Очень сильная команда.
— Знаешь, Томми, я тебе дам хороший совет. Не ставь на русских. Чемпионами будут голландцы. А русские только вторыми. Все уже решено, — я показал глазами на потолок.
Папаша спрашивал как-то Серого о том, будет ли сборная Союза чемпионом чего-нибудь.
— Правда, сэр? — Том вскочил с дивана. — Я знал! Вот знал, что все подстроено против наших! Политкорректность, да? Датчи еще ни разу не были чемпионами? Поэтому? Чертовы букмекеры! Мне братец давно говорил, что нет честного спорта — все куплено! Так хотелось надеяться.
Вот что иногда заставляет меня разевать свой рот? Желание показаться самым умным и осведомленным? Тупой ишак!
Том схватил какую-то газету и стал просматривать букмекерские сводки:
— Так-так-так… Шансы русских расцениваются как один к трем, а у Гуллита и ван Бастена один к семи! А на то, что русские будут вторыми — один к двум! Спасибо, сэр! Если я выиграю — половина ваша!
— Го-о-ол! — донеслось из телевизора.
— Кто? Что? — Том встрепенулся и отложил газету.
— Голландцы забили, — сказал я. — Один-ноль. Как день прошел? Доложишь?
— Конечно, сэр! После того, как с мисс Анной поработал Кларк, он потащил ее по Оксфорд стрит, потом по Нью Бонд стрит, потом в «Хэрродс», потом на Парк Лейн в «Харви Николс», но и на этом они не остановились. Потом еще были Слоан стрит, опять вернулись на Оксфорд стрит, зашли в Lalique на Кондуит стрит. Как женщины и парикмахеры не устают бродить по всем этим магазинам, сэр? Боб еле приполз, а ведь он очень тренированный человек!
— Конечно устают, Том, но это их работа. Хорошо выглядеть.
— Они потратили четырнадцать тысяч восемьсот тридцать фунтов на одежду и бижутерию, сэр! И еще полторы на стеклянную птичку из Lalique. Еще триста ушло на всякие кофе-маникюры-косметику и солярий.
— Семнадцать тысяч за день? Хорошо развернулся Ники. Это называется: «сделаю это бесплатно»! Что было дальше?
— Дальше поехали к этому фотографу. Ждали час, пока он закончит с какой-то голой мисс. Потом он долго ходил вокруг мисс Анны, светил на нее фонарями с разных сторон. Потом два часа фотографировал.
— Где снимки?
— Нету еще, сэр. Их ведь нужно обработать — проявитель-закрепитель. Фотограф в студии не на Полароид снимал. Готовы будут через три дня.
— Она довольна?
— Она визжала, сэр! Как семилетняя девочка, которой подарили Барби, Кена и кукольный домик сразу!
Что ждет меня утром?
— А ты сам что думаешь о работе Ники?
— Это трудно описать, сэр. Я не художник. Мисс Анна и без забот мистера Кларка была прехорошенькая, а сейчас… Это нужно увидеть, сэр.
Утром посмотрим.
— Хорошо, Томми, развлекайся, мне пора, устал я сегодня.
— Да, сэр, приятных снов.
— Точно, Томми. Как и то, что на стодолларовой купюре изображен Бенджи Франклин.
Так и закончился этот суматошный, наполненный беготней и неопределенностью, день.
Глава 6.
Утром меня разбудила Стрельцова. Вернее будет сказать — та, что раньше была Стрельцовой. Потому что сейчас в ней ничего не осталось ни от комсомолки, ни от инженера-стажера. Она оказалась совсем не похожа в новом образе на принцессу Грейс, но и без ожидаемого мною сходства Кларк слепил из нее нечто невероятное!
Если бы она не была такой коротышкой — на любом подиуме ее ждала бы замечательная карьера. И это преображение добавило ей бесконечно много самоуверенности:
— Как я тебе?
— Будьте моею, мисс!
— Губенки закатай, мистер Твистер. Когда мы полетим в Чикаго? Уже девять утра!
Она была одета в легкое платье, из тех, что выглядят простенько, но стоят как популярная малолитражка. Заглянувшее в окно солнце проявило ее силуэт, и я почувствовал себя не очень комфортно.
— Шла бы ты отсюда, мисс Анна. Мне нужно умыться.
— Успеешь, засоня. Как я тебе? — Она зачем-то раскинула руки в стороны и несколько раз повернулась на каблуках. — Твой Ники вчера меня замучил: надень вот это, примерь вон то, повернись так, согнись эдак. А потом еще этот второй, неприятный мужик с фотоаппаратом. Зачем это все?
— А, по-твоему, раньше было лучше?
Она посмотрелась в мое зеркало, перед которым я наряжался на ответственные встречи:
— Не-а. Лучше сейчас.
— Тогда радуйся. Только где-нибудь далеко от моей кровати.
— Вот, кстати, что это за «Ньюр-ка»? — не к месту вспомнила Анька.
Я натянул на себя простынь и попытался отвертеться:
— Понятия не имею. Давай все потом, а? Я еще и не проснулся толком.
И она купилась!
А в полдень мы уже были в небе, прихватив с собой безотказного Тома и суховатого Боба, и еще через шесть часов приземлились в Цинцинатти.
— Зак, ты здесь бывал? — спросила Стрельцова. — Это уже Чикаго?
— Нет, — я тащил ее за руку через здание аэровокзала. — Это не Чикаго. Я передумал. Это Цинцинатти-Северный Кентукки. Здесь ехать в три раза ближе. Не задавай глупых вопросов и держи рукой платок — на тебя уже люди оглядываются. Таких дурех штат Кентукки еще не видел.
— А далеко ехать?
— Два часа. А сейчас помолчи, я возьму машину. Нам и Тому с Бобом.
В просторном салоне арендованного Lincoln Town Car — машины внушительной, удобной и не вызывающей ненужного любопытства в силу своей многочисленности на дорогах, было тихо. Стрельцова таращилась в окно на незнакомую Америку, а я вел машину. Позади нас в синем Cadillac Eldorado ехали охранники.
Через час Анька спросила:
— Это Америка?
Я кивнул.
— А где небоскребы?