Стылая
Шрифт:
Не знаю, о чем думал отец Витор, но мне было возразить нечего. Надо же, господин инквизитор занимается уговорами, пытается воззвать к трезвому осознанию реальности. Конечно, если откинуть эмоции, то, по сути, Пес Веры был прав во всем...
Тем временем инквизитор повернулся ко мне.
– А теперь я обращаюсь к вам, госпожа Арлейн. Считаю вас разумной женщиной, и просто прошу, чтоб вы представили себе, что произойдет в том случае, если вы окажетесь на троне. Наверняка из вас получится неплохая королева, во всяком случае, лучше многих царственных особ, занимающих это место, но ваше низкое происхождение может отрицательно сказаться на имени нашего королевского дома. Думаю, любому понятно, что наша чванливая знать так и не признает вас в полной мере королевой, и в королевском дворце вы будете жить почти что в одиночестве. Конечно, вам будут кланяться, но за вашей спиной постоянно будут смешки, сальные шуточки, и постоянные разговоры, что, дескать, такая королева недостойна своего супруга. Мол, подобрал какую-то торговку, или же она окрутила невинного парня... Думаете, я не прав? А еще прошу вас вспомнить тех дам, что сегодня видели в церкви. Как вы считаете, они проникнутся к вам любовью? Вам захочется жить в постоянной атмосфере неприязни, а то и почти открытого неприятия? Даже любовь мужа не защитит вас в полной мене от недоброжелателей. И потом, не стоит не принимать во внимание недовольство церкви этим браком, а что в этом случае может произойти – об этом думаю, вы можете догадаться...
Чего тут не понять? Павлен ясно дает мне понять, что до свадьбы невеста, то есть я, скорей всего, не доживет, и все это будет сделано только ради блага государства. Мол, выбирай, будешь жить, или тебя внезапно свалит невесть какая хвороба... Конечно, в своих доводах Пес Веры прав целиком и полностью, только вот слушать его слова отчего-то очень тяжело.
– Знаете, отчего я вам это говорю здесь, наедине?.. – продолжал свою речь Павлен. – Потому что я хорошо отношусь к вам обоим, и мне хочется решить этот вопрос без особого ущерба для вас двоих, ведь когда ты осознаешь, что выхода у тебя, по сути, нет, то это уже покорность судьбе, от которой никому из нас не спрятаться. Вы оба мне нравитесь, но по рождению находитесь несоизмеримо далеко друг от друга, так что, мои дорогие, пусть это все закончится, еще не начавшись...
Конечно, глупо было ожидать чего-то иного, но мне было горько оттого, что приходится расставаться с еще одним парнем, который мне по-настоящему понравится. Ну почему мне так не везет в личной жизни?!
Глава 18
Сказать, что сейчас у меня было тяжело на душе – это значит не сказать ничего. Хотелось уткнуться лицом в подушку и начать рыдать в три ручья, оплакивая свою несчастную жизнь, только вот спасительной подушки рядом и близко не было. Хотя, по большому счету, трудно сказать, к чему меня сейчас больше тянуло – рыдать без остановки, или что-либо разломать в мелкие обломки. Тяжело... Вернее, это было нечто вроде глухого отчаяния, затопившего душу. Конечно, если смотреть правде в глаза, то Пес Веры прав целиком и полностью – мы с отцом Витором принадлежали, если можно так выразиться, к разным мирам, которые существуют отдельно друг от друга и никоим образом не могут соприкасаться между собой. Если же произойдет невероятное, и эти миры сойдутся, то, скорее всего, ничего хорошего из этого не выйдет. Все так, все верно, только вот на душе очень больно...
А еще мне очень не хотелось идти туда, где мы остановились, то бишь в то самое здание, находящееся во владении Святой инквизиции. Видеть никого из вас не хочется, ханжи с кислыми физиономиями! Пожалуй, будь что будет, но я сейчас же заберу оттуда все свои вещи, продам оставшиеся изумруды и отправлюсь домой. Ну вас всех подальше со своими сложностями, проблемами, многоходовыми комбинациями, придворными играми и политическими интересами! Только вот надо бы распрощаться с Коннелом – все же мы вместе пережили немало, и потому не следует уезжать, не сказав друг другу на прощание хотя бы одного доброго слова. Что же касается Якуба, то с ним все намного проще – уверена, что с этим шустрым парнем я еще не раз встречусь.
Однако не успела я дойти до ворот того здания, как меня догнал Коннел. Конечно, настроение у меня сейчас было паршивое, смотреть по сторонам не очень-то и хотелось, но, тем не менее, с первого взгляда было понятно, что парень просто подавлен.
– Арлейн, как хорошо, что ты пришла! Я тебя тут уже четверть часа поджидаю!
– Что случилось?
– Не знаю даже, что и сказать... Может, ты подскажешь, как мне найти господина Павлена? Вдруг поможет по старой памяти...
– Нужна помощь инквизитора? Однако... У тебя что-то произошло? Какие-то сложности с матерью и братом?
– Боюсь, то, что случилось – это самая настоящая беда!
– Рассказывай!.. – почти что приказала я, понимая, что каким-то чудом рядом со мной оказался человек, который чувствует себя немногим лучше меня. Пожалуй, порыдать или что-либо расколотить я всегда успею, а чтоб не сорваться на никому не нужную истерику – для этого мне надо хоть немного отвлечься, пусть даже на чужие проблемы.
Трудно сказать, что было тому причиной – мой приказной тон, или обычное человеческое желание высказать другому то, что скопилось у него на душе... Наверное, в моем обращении к Коннелу хватало и того, и другого, и потому парень принялся рассказывать, торопясь, и перескакивая с одного на другое.
Оказывается, примчавшись в свой дом, Коннел узнал, что там живут чужие люди, которые несколько месяцев тому назад купили этот дом, а на вопрос – «где прежние хозяева?» новые владельцы только плечами пожали – нам, мол, до этого дела нет. Дом был выставлен на продажу, мы имели дело с посредником, вот ему все свои вопросы и задавайте. А если вам что-то не нравится, или же какие ответы получить желаете, то идите в городскую управу, там бумаги хорошо ведут, на все ваши вопросы ответят, да и купчую на этот дом покажут...
Ну, управа управой, а Коннел первым делом решил выяснить у своих бывших друзей, которых в пригороде хватало, что же, собственно, произошло в его отсутствие, и куда делись мать с братом. Однако и тут все пошло совсем не так, как парень ожидал. Первый приятель при виде внезапно появившегося друга аж шарахнулся в сторону, и сказал, что ему некогда, второй посоветовал проваливать подальше, и только третий, который в то время уже был слегка под хмельком, рассказал Коннелу о том, что случилось с его семьей, правда, знал этот человек совсем немного. По его словам, где-то четыре месяца тому назад в маленький дом бедной женщины нагрянули инквизиторы со стражниками. Обеих – и мать и сына, обвинили в ереси, и забрали в тюрьму, и с тех пор о них ни слуху, ни духу. Суда вроде не было, но, тем не менее, их маленький домишко кто-то уже продал, и там уже есть новые обитатели...
– Сама понимаешь, если кого-то в семье обвиняют в ереси, то под подозрение сразу же попадают все члены семьи... – продолжал Коннел. – Потому-то со мной и общаться никто не хотел – мол, может, я тоже ересь распространяю, так же, как и мои мать с братом, а это дело не только подсудное, но и костром пахнет...
– Что за чушь?.. – я только и могла, что пожать плечами. – Ты же все последние годы в Зайросе был, а там не очень подходящее место для теологических споров и дискуссий о вере. В тех дальних местах люди озабочены другими вопросами – как выжить, как заработать, и как домой вернуться.
– Вот и я про то же! Но приятель сказал, что, дескать, у инквизиции есть кое-какие сведения о моей неблагонадежности...
– Когда арестовали твоих мать и брата?
– Около четырех месяцев назад.
– Если к этому времени дом уже продан, то, скорей всего, состоялось не только следствие, но и суд, причем, скорей всего, суд был закрытым... – прикинула я. – Причем наверняка тут не обошлось без инквизиции, да и сам суд явно проходил по ведомству Святой церкви. Приговор вынесен, и, очевидно, в числе прочих наказаний была и конфискация имущества... Плохо дело. Тут должны быть очень серьезные обвинения, раз дело дошло до полного изъятия и ареста всего имеющегося добра. А с соседями ты поговорил?