Субботним вечером в кругу друзей
Шрифт:
Знала бы она, что за экскурсии я совершал. Вот так и появилась у меня аллергия на шампанское. И на женщин тоже…
СЛАВА
Еще до поезда у Егора Укокошина было прескверное настроение. Как всякая творческая натура, он легко воспламенялся, а остывал медленно, трудно. Первой нанесла удар жена. Она надула губки перед самым его, Егора, отъездом в командировку и наотрез отказалась помочь собрать вещи. Пришлось перевернуть вверх дном все ящики в шкафу.
Жена — хорошенькая блондинка в розовом халатике —
«Хорошо, — сказала жена, — приезжайте». «Кто это?» — тотчас же спросил Егор. «Неважно!» — ответила жена. Егор как ужаленный подскочил к ней, схватил за руку, глаза его сверкали. «Я повторяю, кто это?» — спросил он в тихой ярости. Жена смерила его с ног до головы недоумевающим взглядом, высвободила свою руку и с нотками презрения сказала: «Мой сапожник!»
Егор вышел из дому, в гневе хлопнув дверью. На стоянке такси никого не было, но едва подошла машина, как откуда-то вынырнул какой-то пошлый тип с тонкими усиками и, оттирая Егора плечом, сказал, что он тут стоит уже давно, но только на минутку отошел. Конечно, в другое время — ну, скажем, на самой заре человечества — Егор тут же убил бы его дубинкой, а после, может быть, даже и съел, в сыром виде и без соли, но сейчас он только пожал плечами и отступил.
Времени оставалось в обрез. На вокзале Егор ринулся к первой платформе, от нее — ко второй. У третьей стоял, нет, вернее, уже отходил его поезд. Огромными, как у кенгуру, прыжками Егор догнал его и вскочил на ходу в последний вагон.
— Ваше счастье, — отдуваясь сказал он удивленному проводнику, — что я занимаюсь спортом.
— Это ваше счастье, — возразил проводник. — Предъявите билет, — попросил он, преграждая Егору путь в вагон.
— Билет я предъявлю в своем вагоне, — щелкая зубами от вскипающего возмущения, сказал Егор. — Пропустите, пожалуйста.
— Предъяви билет! — снова потребовал кондуктор и саркастически добавил: — Этот номер тебе, парень, не пройдет. Знаем мы таких прыгунов. Давай билет или прыгай обратно.
— Билет я предъявлю своему кондуктору, а тебе я предъявлю вот что, — сказал неблагодарный Укокошин и показал кондуктору шиш.
— Выходи сейчас же из вагона! — потребовал кондуктор. — Слышишь! Выходи сейчас же!
— Скотина! — не разжимая стиснутых челюстей, прошипел Егор и полез в карман за билетом…
Все! Последняя капля переполнила чашу терпения. Протягивая кондуктору билет, он представил себе, как сжал своими железными руками его горло, отчего шея кондуктора хрустнула и голова свесилась набок, как у задушенного куренка, потом легко приподнял его и вышвырнул в широко открытую дверь вагона.
Кондуктор вернул билет и молча пропустил Егора — он направился через громыхающие площадки сцеплений в свой вагон. К счастью, его мягкое купе оказалось свободным. Впрочем, не совсем свободным. На одной из верхних полок лицом вниз мертвецки спал какой-то тип в майке и брюках. Его ноги в носках торчали
Он брезгливо подергал человека за штанину. Но тот даже не шелохнулся. Егор подергал сильнее.
— Надрызгался, скотина! — с ненавистью сказал Егор. — И дрыхнешь. А я нюхай твои паршивые носки. Подлец! — С этими словами он снял синее шерстяное одеяло с соседней койки и плотно закутал им ноги неизвестного в майке, затем открыл окно. Дышать стало немного легче. Он сел у окна, откинулся на мягкое сиденье, закрыл глаза.
А теперь, пока наш герой отдыхает, представим его. Укокошин среднего роста, в очках, с лысиной и больше похож на университетского преподавателя, чем на певца. Ну да разве дело во внешности, а не в таланте? Он артист филармонии — у него приятный колоратурный баритон. Но, как это нередко случается, ему чего-то чуть-чуть не хватает, чтобы завоевать славу. Укокошин никак не мог понять, чего именно не хватает, и это его ужасно огорчало.
Пусть его не слишком ценит администрация, зато всегда тепло принимает публика. А как часто его вызывают на бис! Будем справедливы — он умеет так быстро убежать за кулисы, что успевает еще выскочить из-за них, пока не кончились хлопки.
В этот момент с верхней полки, на которой лежал тип в майке, свесилась его голая рука и безвольно закачалась прямо перед лицом певца. Укокошин брезгливо отшвырнул ее в сторону, но рука снова как маятник закачалась перед ним.
— Вот босяк! — желчно сказал Укокошин. — Откуда ты взялся на мою голову? — Он встал и с трудом засунул чужую руку под тяжелое тело ее хозяина.
Однако спустя минуту рука снова вылезла наружу, упала вниз и закачалась перед лицом Укокошина. Тогда он снова поднялся и довольно бесцеремонно, словно колоду или бревно, перевернул своего соседа по купе на спину. Едва тот оказался на спине — захрапел так, что Укокошин вздрогнул. Он попытался вернуть типа в майке в исходное положение, но не смог и положил на лицо соседа подушку. Храп стал тише.
Управившись с ним, Укокошин захотел пить. Он нажал кнопку, на которой был изображен человек с подносом. Но никто, разумеется, не пришел. Егор нажимал кнопку снова и снова. Когда ему надоело нажимать ее, он отправился к проводникам. Он не ожидал ничего хорошего. Конечно, думал он, чаю не будет. Или в лучшем случае будет тепленькая желтоватая водичка.
— Ничего, я вас выведу на чистую воду, — пробормотал Егор. — Первым делом заставлю застелить мне постель, еще раз подмести пол в купе, а там посмотрим. — Все, что последовало дальше, было похоже на прекрасный сон. Едва Укокошин вошел в купе проводника, тот во все глаза уставился на него.
— Вы из моего вагона? — изумленно спросил он. — Вот так-так. А я и не знал…
— Немедленно уберите у меня в купе, — жестко и непреклонно сказал Укокошин, — а потом принесите крепкого чаю. Слышите? Именно крепкого, а не какого-нибудь там…
— Слушаюсь, — почтительно сказал проводник. — Сейчас все сделаю. Ай-яй-яй! А я и не знал… Вот так-так…
Он без малейшего сопротивления выполнял все его команды — застелил постель, подмел пол, принес крепчайшего чаю, улыбался, смотрел в глаза, с готовностью ожидая новых приказаний.