Субъект. Часть четвертая
Шрифт:
Сориентировавшись, я понял, что это звук, исходящий от телевизора. Но кто его включил… Борясь с дурными, необъяснимыми предчувствиями, я медленно побрел в зал.
И какой только умник проектировал планировку квартиры, – в который раз с раздражением подумал я, сосредоточенно заставляя свои ноги волочиться по бессмысленно длинному коридору, напоминающему тоннель в один конец. Наконец-то долгожданный поворот… Телевизор к этому моменту уже стих. Не видя ничего перед собой, я ковылял к нему… Как вдруг врезался животом в кухонный стол.
С несколько минут я его озадаченно разглядывал,
Развернувшись, я пошел обратно. Ходьба давалась тяжело. Но в этот раз я ревностно следил, чтобы моя траектория не отклонялась ни на градус. Снова поворот и вот я уже снова стою на кухне. Изумление было настолько сильным, что в глазах прояснилось на два тона резче. Нет, это точно не было дезориентацией.
Вернувшись в коридор, я разглядел в конце него стелящийся на пол и стены лунный свет, просачивавшийся в окна зала. Но ведь луна была видна только из кухни… А окна зала выходили на противоположную сторону дома…
Чуть ли долетев дотуда, я убедился, что зала действительно там нет. Мне становилось по-настоящему дурно. Мне не удавалось увидеть даже краешек ванны, который, по идее, должен там быть, если по ту сторону так же располагалась кухня, но все скрывалось за углубленным поворотом и проверить своими глазами можно было только преодолев его, что, в свою очередь, скрывало от глаз только что оставленное место. Эта квартира будто издевалась надо мной.
Но что казалось более странным, я по-прежнему продолжал алиеноцептивно воспринимать зал, телевизор, кровать, на которой недавно лежал, журнальный столик, роговые очки и пульт на нем…
Я отдал предпочтение пульту от телевизора, взяв его под крыло своей воли и заставив воспарить над столиком. Та-ак… Значит, в зал я не могу попасть. И даже увидеть его краешек из-за угла этого ненавистного коридора – тоже. Однако у меня с ним оставалась некая связь и если мне удастся перетащить сюда хотя бы один предмет, являющийся частью зала, это будет означать, что выход на него, а значит, и выход отсюда, какой-никакой таки существует…
Воодушевившись, я заставил пульт лететь через коридор, прямо ко мне, но мгновение спустя я недоверчиво приближал к глазам столовую ложку. Постучал ей о стол. Звук был железным. Все оставшиеся чувства, включая незнающую промахов алиеноцепцию, указывали на то, что передо мной кусок декоративного металла.
– Да что же это такое, – прорычал я, невольно сворачивая ложку в крендель. – Что здесь происходит…
Не придумав ничего лучше, я решил для начала отследить момент, когда ложка превращается в пульт и наоборот. Я отправил испорченный столовый прибор обратно, в этот раз медленно и плавно, остро реагируя на малейшие алиеноцептивные помехи, что исходили от этого предмета-оборотня. И вот, стоило ему только преодолеть сердце коридора, как я ощутил нечто вроде оптической иллюзии. Как если бы ракурс моего восприятия сместился, и я внезапно понял, что вместо ложки все это время манипулировал пультом.
Так это и было пультом, как
Я направил пульт обратно ко мне с настолько малой скоростью, что казалось, будто он парит на месте. Когда он подобрался к центру коридора, я напряг все фибры своих чувств до предела, но так и не заметил никаких изменений, кроме собственного озарения, что снова смотрю на ложку и, как оказалось, все это время воспринимал ее не так, как следовало бы.
Это напоминало двойственные картинки, которые то и дело меняли свою суть, стоило их интерпретировать чуть иначе. Но одно дело картинка на бумаге, а это метаморфозы на глубочайшем уровне. Я нарек бы это молекулярной реконфигурацией, если бы заметил хоть малейшую перестройку в ее структуре. Но и ее не было. Стоило пульту-ложке пересечь коридор, как меня раз за разом осеняло, что это и было изначально тем самым предметом, который я все не мог узреть. Разве что пульт мне пока так и не удалось увидеть собственными глазами, только алиеноцептивно.
С нарастающим отчаянием я переносил из зала на кухню предметы один за другим. Телевизор был преобразован в точно такую же микроволновку. Штора, как оказалось, была скатертью. А кусок обоев, что я сорвал в порыве злости, предстал передо мной в виде шелестящего целлофанового пакета. В мою голову бросилась совершенно безумная догадка – а что если я и сам являюсь кем-то не тем, стоит мне только перейти в другую кухню?… Силой мысли прогнав воздух через голосовые связки, я издал скрипучий крик. Но в алиеноцептивном отображении зала не всколыхнулось ни малейшей звуковой волны…
Как же мне отсюда выбраться!.. Я чувствовал себя птицей, запертой в клетке… Птицей… Ну конечно!..
Чуть не запутавшись в неслушающихся ногах, я бросился к окну. Оно открылось навстречу моему нетерпеливому порыву. В лицо дохнуло прохладой ночи. Интересно, неужели и на той кухне ночь будет такой же?… Не размениваясь на ходьбу, я перенес себя за шкирку в другую кухню, но и там окно уже было распахнуто кем-то настежь.
Значит, у нас теперь и на юг ведут два противоположных направления, – с холодком подумал я. А что будет, когда они уткнутся друг в друга, обогнув земной шар. Или теперь весь мир стал жуткой пародией на зеркальное отображение?… А может, центр коридора не иначе как точка соприкосновения двух идентичных квартир, городов… Стран, планет. А может, даже и вселенных.
Я неуклюже дернул головой, стараясь вытряхнуть не умещающиеся в ней мысли и мой взгляд упал на луну. Она по-прежнему висела над углом соседнего дома между будкой и антенной. А внизу наворачивала круги мимо детской площадки чья-то машина. Несмотря на то, что ниже шеи чувствительности у меня больше быть не могло, я все равно ощутил, будто во внутренностях закопошились скользкие, ледяные угри.
Это невозможно…
Люди в соседних квартирах по-прежнему стояли все в тех же позах, в которых их застал полчаса назад.