Субъект. Часть четвертая
Шрифт:
В зеркале отражалась абсолютная неразбериха. Напряженно вглядываясь, я все же смог в этих бесконечных геометрических преломлениях нашарить краешек второй кухни. Или зала. Или кухни.
Или зала.
Или…
Глава 11
Бесконечный шанс
Я был нигде. Ни одного события, ни единого раздражителя, ни малейшего намека на реальность. Я не стоял, но и не падал. Назвать себя зависшим в чем-либо тоже не мог. Это было чем-то большим, чем просто пустота, при условии, что в этом месте присутствовали понятия «больше» или «меньше». Да и слово «место» подразумевает нечто обособленное координатами. А здесь же их я бы и не рискнул
Пробыв здесь целую вечность, отсчет начала которой нельзя было засечь, я внезапно ощутил, увидел, услышал нечто грандиозное на фоне абсолютного нуля. Найти это оказалось несложным, ведь это было единственным событием, распространившимся по всему, чего здесь нет. Оно еще не началось, как я был рядом с ним, внутри него. Я был им.
Это был просто шар. Я не знал его размера, так как не с чем было сравнить. Но не было четкой убежденности, что это точно шар, это могло быть чем угодно. То ли оно непрерывно меняло форму, то ли оно ее вовсе не имело, а форма шара не более чем каприз моего воображения, что привыкло наделять все формой и именем…
Но не было никаких сомнений, что этот… этот объект был извращением в системе абсолютного порядка. Он нарушал здешний покой!.. И тут шар начал делиться. Правда, половины почему-то не уступали ему размером…
Но куда более странным было то, что все изменения с ним не сменяли друг друга последовательно, как это было бы в реальной жизни. Все эти изменения выходили за пределы одного момента. Нечто вроде кинопленки, на каждом кадре которой отображались все поэтапные превращения, коим подверглись эти формы, устремилось в неизвестном направлении. Все это происходило с удобной для меня скоростью, я мог пересматривать все предыдущие положения этих тел, мог созерцать их начальный и заключительный этапы деления разом.
Последний, он же данный, не имел постоянной формы, он менялся вместе с все удлиняющейся кинолентой. И вот, наконец, объект полностью разделился на два таких же. Кинолента приостановилась. И тут же от точки ее возникновения прорезались еще три кинопленки, которые стали оплетать, как плющ, первую, основную.
Приглядевшись, я обнаружил, что в новых лентах истории шара фундаментально отличались от их первоначальной версии. В одной из них шар не разделился и вообще остался неизменным. Во второй он разделился, но половинки снова воссоединились в целое. В третьей же это деление застыло в самой середине.
Когда эти три ленты поравнялись с самой первой, началась нешуточная гонка, в которой, конечно же, лидировала основная из четырех, она же и не отклонялась ни на йоту от заданного пути, в отличие от ее соседок, которые, казалось, разлетелись бы в стороны, если бы не притяжение превосходства первой.
Ринувшись вслед, я заметил, что каждая из трех лент разветвилась на еще три. И лишь основная шла ровно, уверенно прокладывая истинную историю судьбы этого шара. В ней отображалось нечто предсказуемое – два шара разделились так же, и их стало четыре. В кинолентах же по соседству развивалась совсем другая история. Та, в которой субстанция застыла посреди деления, преобразовалась в три альтернативных истории, в одной из которых она таки разделилась, в другой вернулась в прежнюю форму, а в третьей не подверглась никаким изменениям. Я не стал вглядываться в остальные. И без того понял, что передо мной все возможные вариации судьбы этого шара, которые могли бы произойти, не будь на их месте то, что сосредоточилось в центре.
От каждой из этих спиралеобразных лент, буквально от каждого их сегмента засвидетельствованных изменений отпочковывались и змеились все новые и новые судьбы, любой из моментов имел собственное развитие, неуклонно множащиеся вариации, что распространялись вдоль материнских линий в геометрической
Рост конуса все набирал скорость, а разветвления с ожесточением пронизывали друг друга, заплетаясь в гордиевы узлы. Чем это закончится… Зачем я здесь?
Не успел я задать себе этот вопрос, как меня вбросило в пучину этих извивающихся сорняков. Все застилало бесконечное полотно красок. Они казались многогранными, сверхобъемными, трансцендентными… Не хватало слов, чтобы это описать. Не хватало… Мучительная мысль, привычка довершать формулировку даже самого неописуемого образа… В мыслях замелькали воспоминания, ассоциации, изысканные литературные метафоры… И тут же неподалеку разверзся водоворот переливающихся неземных оттенков, в который я без раздумий заворожено нырнул. Красочные фигуры завращались вокруг, стали увеличиваться, открывая в себе новые грани, а за ними и подграни, а затем…
…из одной из щелей междугранья полилось свечение, резонирующая, потусторонняя песнь. Было в ней нечто щемяще знакомое. Я метнулся в эту щель, которая поначалу казалась не шире, чем расстояние между рельефными линиями на подушечке пальца, но по мере приближения, она разрослась до планетарных масштабов. Я опять сновал среди ниточек происходящего и того, что могло бы произойти. Сумасшедшее ощущение, как если бы каждая точка в пространстве обзавелась тремя, пятью, тысячью такими же по соседству. Зрительные или же неизвестно какие нервы, служившие мне в этом месте восприятием, пылали от интенсивности метающихся по ним импульсов, перегруженных информацией. Среди всего этого невыносимого визуального дребезжания, я вычленил шарик, отдаленно напоминающий главный атрибут в кабинете географии. Еще раньше, чем успел подумать о движении к нему, я уже навис над ним, а он – надо мной. Я вернулся домой.
Но в то ли время, что мне нужно?… Рядом не пролетали спутники, а поверхность континентов не горела огнями мегаполисов… Вторгнувшись в то, что должно было быть атмосферой, я очутился в жутком информационном вихре из сигналов, колебаний и волн. Материя меня игнорировала. Я был меньше, чем привидение. Никаких чувств, как прежде. Только алиеноцепция, возведенная в абсолют.
Каждый предмет, каждый его кусочек вещал код из особой последовательности трепета и колыхания частиц, что его составляли. Даже если бы мог расшифровать эти послания, я бы все равно запутался, так как шли они непрерывно, со страшной скоростью, с удивительной регулярностью рассылая новости о себе для всех, кто мог это воспринять. Однако мне все же удалось немного сориентироваться в месте, в которое попал.
Стоя, а точнее, зависнув над землей во избежание погружения в кору, я осматривался. Не было сомнений, что подо мной земля, а не вода, горный хребет или очередной атмосферный слой. Материя подо мной была плотной, однородной. Грунт. Мерзлый грунт, так как по мере погружения в него, колебания частиц усиливались, подсвечивая контраст уровней промерзшей почвы. А вот и тонкая прослойка снега, местами утоптанного, так полагаю… А вот и деревья, что будто стояли над зеркальной гладью, так как их корни, глубоко уходящие под землю, сильно походили на их же голые кроны. Было здесь и еще кое-что, невнятное, неоднородное, кипящее миллиардами реакций, превращений, обменов и замещений. Люди!