Субмарина «Голубой Кит»
Шрифт:
Из прихожей послышался папин кашель: «Кхы-кхы», басом. Чем-то он доволен, если так кашляет. Ага, бросил портфель через всю комнату, в угол дивана. Катя услышала – шмяк! Бабушка Таня, конечно, кричит из кухни:
– На место положите, на место, Яков Иванович!
А отец рокочет, как бульдозер:
– На месте сем он радует мой взор-р-р!
Катя едва успела сообразить, что бы такое спросить, как он вошел и стал смотреть – спит она или не спит. Он был очень большой, но Джошуа, негр с этикетки, был еще больше.
Присмотревшись,
Он засмеялся, но позвал шепотом, на всякий случай:
– Эй!
Катя, подпрыгнув на матрасе, перевернулась на спину и сказала:
– Эй!
– Как вы поживаете? – спросил отец по-английски.
– Очень хорошо. Пап, а пап, давай сегодня поговорим по-русски?
– Так уж и быть. Бабушка говорит, ты по воде бегаешь?
– Бр-р-р… Несчастный случай, – сказала Катя. – Я не цапля.
– Предположим, не цапля. Тогда зачем ты лезешь в воду?
– Это все случайно, пап. Оступилась в лужу, – соврала Катя. – Знаешь, это хорошо, что вы научили меня английскому.
– Ты мне зубы не заговаривай. Английский-французский, а бегаешь по лужам, как дошколенок, – сказал Яков Иванович.
«Взрослых легко обмануть, – думала его дочь. – Рассказать или нет? А если он скажет – тебе показалось, больное воображение, и надо лечиться?»
– Нелепое поведение… Подожди лета и бегай по лужам босиком… – выговаривал отец.
«А может, рассказать? Опять получится – зубы заговариваю…»
– …Босиком. А язык – это хорошо! Я бы на работе пропал, если бы не знал английского.
– М-м.
– Вызывали тебя сегодня?
– Сегодня я отвечала закон Кирхгофа и галогены, пап.
– Пятерки?
– М-м.
Яков Иванович кивнул. Он всегда остерегался ее хвалить и старался взвешивать каждый кивок. Очень легко зазнаться круглой отличнице, ведь в школе ее хвалят для примера остальным ученикам. Допустим, через день учитель нет-нет да скажет: «Молодец Катя Гайдученко!» Проходит месяц, потом год, и уже кончается седьмой класс – значит, семь лет Катьку хвалят. Он посчитал в уме, сколько раз ей говорили «молодец». Наверное, раз семьсот, если через день.
Тем временем Катя смотрела на его желтые табачные пальцы и придумывала заход. Чтобы выспросить побольше, а самой не проболтаться. Она уже твердо решила – не рассказывать.
По части разных выдумок они с отцом друг друга стоили вполне.
– Пап, а пап, ты сегодня довольный?
– Доволен и ублажён, дочь!
– «Ублажён?»
– Ублажён, то есть доведен до блаженного состояния. Поняла?
– Поняла, корень – «блажь».
– Э, нет… Корень, по-видимому, «благ». Благо, благодарю, блаженство.
– Митька говорит «блажь». А про мать говорит «она блажная».
– Митька Садов? По-видимому, он прав. Скверная баба, – сказал папа и покосился на дверь. Услышит такие слова мама… Ой!
Но мама была в клубе, на репетиции.
– Пап, а пап, люди могут перемещаться? – не удержавшись, спросила Катя.
Отец поднял брови.
– Ну, пап, ну как ты не понимаешь! Вот сидит-сидит человек на своем месте и вдруг перемещается. Совсем в другое место.
– Где ты об этом слышала? – спросил отец как бы безразлично.
– Нигде не слышала, я сама подумала… Вот хорошо бы сидеть-сидеть, а потом – хлоп! Гуляешь по Киеву или по Гавайским островам.
– Пожалуйста! – сказал папа неискренним голосом. – Садись в самолет и валяй в Киев или на Гавайские острова. Х-м… перемещайся.
– Фантастика-романтика, – сказала Катя. – Хоть бы на каникулы в Киев попасть. Тебе хорошо так говорить: «Садись в самолет!» Ты и в Англии побывал, и в Бельгии…
– Терпение, мой друг, терпение, – сказал Яков Иванович.
– Терпение! Еще миллион лет надо терпеть! Нет, я бы просто так, чтобы зажмуриться, и всё… Гавайские острова.
– Пока это невозможно, дочь. Пока невозможно. Скажи, почему тебе всякая фантастика лезет в голову?
Катя посмотрела на своего грозного родителя кругленькими глазками – карась-карасем. Между прочим, она его побаивалась, хотя никто бы этого не заподозрил. Даже бабушка Таня.
– Почему-у? В Киев очень хочется. Пап, давай поедем на каникулы в Киев?
– Все возможно. Удастся – поедем.
Отец рассеянно полез за папиросами, позабыв, что в этой комнате курить не полагалось. Дунул в мундштук. Прошелся по коврику особой, «профессорской» походкой – сутулясь и наклоняя голову.
Несомненно, он что-то заподозрил.
– Странные фантазии… Х-м. Чьи это выдумки, твои? Или слышала от кого-нибудь? – Он быстро, прямо посмотрел на Катю.
«Ого! – подумала Катя. – Сейчас начнется… Услышит бабушка, взовьется, поведут к невропатологу». То есть к врачу, который лечит нервных.
– Плохо быть единственной дочерью! – дерзко сказала Катя.
Яков Иванович усмехнулся и щелкнул ее по животу.
– Пап, неужели тебе никогда не хотелось путешествовать просто так, без всяких самолетов, пароходов? Пап, ну серьезно – не хочется?
– Эх, как еще хочется! – ответил отец с полной искренностью. – Ты и представить себе не можешь, как мне этого хочется!
Он прошелся по комнате с ясной, веселой улыбкой. Хотел еще что-то сказать, но в прихожей хлопнула дверь. Вернулась из клуба мама. И отец заторопился – помочь ей снять пальто.
Разговор сам собой кончился. Катя еще немного повертелась, не зная, довольна она своей хитростью или недовольна. Отец, по-видимому, успокоился насчет ее «выдумок», а с другой стороны, она о перемещениях ничего не узнала. Так она и заснула. А утром ей и вовсе вчерашние события показались ненастоящими. Будто она их вправду выдумала.