Субмарина «Голубой Кит»
Шрифт:
Но скажите, пожалуйста, как это получается? Волшебник, что ли, сидит в камнях и перебрасывает ее в разные места? Всех он перемещает или ее одну?
Потеха! Персональный волшебник Кати Гайдученко!
И совсем чудная мысль пришла ей в голову. Такой секрет держат про себя все люди. Раз с ней произошли перемещения, то и со всеми они могли случиться. Значит, все таятся друг от друга? Подумав, Катя решила: нет, хоть один бы, да проболтался. Тоська, например, давным-давно бы всем растрезвонила. Взрослые, несомненно, печатали бы толстые книги и журналы на разных языках – «делились» бы изо всех
Значит, у нее свой волшебник? Чепуха какая-то! Если он персональный, тогда почему он устраивает перемещение только с камней? Скорее всего, место… волшебное.
Катя со стыдом проговорила про себя это слово. Другого названия она просто не могла придумать.
О причине перемещений лучше было не задумываться. Она стала вспоминать оба перемещения по порядку. Оказалось, что запомнила очень мало. Папа не зря говорит: «Наблюдательность у тебя никудышная, тренируй».
И тут она вспомнила!
«Сообщите тем, кто вас послал, что район сорок северной и семьдесят западной опасен для плавания».
Катя подскочила к полке и с натугой вытащила большой атлас. Он был здоровенный, почти что ей до пояса, если поставить его на пол. Развернуть его можно только на полу – на письменном столе он закрывал чернильный прибор и вазочку.
Она раскрыла атлас прямо у полки. Африка, еще Африка – другого цвета, – теперь Африка кусками… Сколько же ее здесь? Катя перебросила сразу десяток страниц: Европа. Потом Антарктида, Азия! Терпения не хватало у Кати – отыскивать Атлантический океан. Она распахнула дверь, перебив грустное повествование Мариан-Иванны:
– Мам, где такое место, сорок северной и семьдесят западной?
– Простите, – извинилась мама перед соседкой, а та сладко улыбнулась. – Сорок градусов северной широты, семьдесят западной долготы… Атлантика. Где-то у берегов Соединенных Штатов… Да, в районе главного хода.
– А как его найти в атласе?
– Не его, а ее. Это точка, условная точка в океане.
– Я знаю, знаю! – торопилась Катя. – Пересечение воображаемых линий. Мам, а мам, покажи мне в атласе!
– Что за спешка такая? – Мама показала глазами на Марианну Ивановну, но та сама догадалась, что разговоров про чудные мгновения больше не будет.
Катя взгромоздила атлас на обеденный стол, и получилась скатерть. Полстола занимала Азия, и полстола – изнанка Европы. От атласа пахло краской, мелованной бумагой и переплетным клеем.
– Всегда, всегда вам рады! – вежливым голосом говорила мама из прихожей.
…Европа – тоже на половину стола. Салатно-зеленая, с палевыми тенями возвышенностей. Вот Урал. Они живут вот здесь, но даже на этой карте их дом казался бы… чем? «Ничем», – поняла Катя. Весь большой девятиэтажный дом с лифтами, мусоропроводом, светлыми окнами – весь огромный дом стал бы незаметным, как микроб, если смотреть на него без микроскопа.
А вот Англия.
Катя легла животом на Европу. Почему-то раньше ей было невдомек, что Земля такая громадина. Англия! Она за Средне-Русской возвышенностью, за Арденнами, за реками Рейном и Сеной и за проливом Ламанш. Неужели правда, что вчера Катя побывала там, на западном конце Европы, а сейчас она вот здесь, на западном конце Азии?
– Не может быть!.. – в сотый раз сказала Катя.
– Не может быть? Ты о чем?
– Я так, ни о чем, сорок северной, семьдесят западной, мам.
Это место мама нашла на синей «карте течений», где материки были белыми, а моря и океаны – синими и голубыми, а течения обозначались черными стрелочками, тоненькими и толстыми. Мама только раскрыла эту карту, а Катя уже сама нашла место пересечения воображаемых линий. На карте они выглядели вовсе не воображаемыми. Они тянулись через белые материки и синие океаны и пересекались под боком Северной Америки. У самого берега, к востоку.
– Нашла? Теперь открой Северную Америку.
Таинственное место находилось как раз напротив Нью-Йорка, чуть правее и ниже. На крупной карте кривые координат стали прямыми. Их пересечение лежало на бледно-голубом фоне, как перекрестие пулеметного прицела. Катя видела в кино: летчик ловил в прицел вражескую машину, крошечную серебряную бабочку и насаживал ее на перекрещенные булавки прицела. Это было страшно. Именно так немецкие летчики сбивали машины девушек из полка Бершадской.
Она зажмурилась. Ей очень понравился горбоносый французский моряк. Он говорил с ней, как с большой. Почти как с космонавтом. И он был на прицеле. Это его поймали меридианы и параллели в крестовину. Катя отчетливо вспомнила синий берет, с проломом, золотую кокарду, тоненькие усики и горбатый нос, как у попугая. «Передайте тем, кто вас послал…» Легко сказать! А если меня никто не посылал?
Катя взвалила на плечо ненужный атлас и поплелась к себе. На ходу поблагодарила маму:
– Спасибо, мам…
Но мать остановила ее:
– Екатерина! Иди-ка сюда!
Немедля на пороге кухни утвердилась бабушка Таня и стала наблюдать за событиями. Считалось, что она балует внучку. Как бы не так…
Катя с небывалой аккуратностью установила атлас на место и вернулась в столовую.
– Что с тобой, Екатерина? – спросила мама. – Что с тобой творится? Сначала ты лезешь за котенком и до полусмерти пугаешь бабушку…
– А зачем она за мной следит?
Бабушка в сердцах хлопнула дверью.
– Пугаешь бабушку, – продолжала мама каменным голосом, – потом вмешиваешься в разговоры взрослых, а потом уходишь, едва поблагодарив?
– Я сказала: «Спасибо»!
– Еще бы! – ответила мама и тут же спросила безо всякой логики:
– Какое отношение к контрольной по физике имеет гибель «Леонардо да Винчи»?
– Леонардо да Винчи? – Катя прикусила язык от удивления и на всякий случай придумала:
– Это, мам, Дора Абрамовна говорила на уроке. Она всегда, знаешь… отвлекается…
– Изум-мительная женщина! – сказала мама. – Вы должны быть счастливы, просто счастливы, что вам достался такой педагог!
«Сплошные сны, – пробормотала Катя про себя. – Я же и не думала об этом Леонардо да Винчи!»
Здесь бабушка подала голос из кухни: «Великий до нэба, та дурний, як трэба». Непонятно, к кому это относилось. Возможно, к Леонардо да Винчи, но скорее к маме. Катя поежилась – баба Таня не верила ни одному ее слову.
К счастью, мать не уловила яда в бабушкином голосе. Наверное, Катины чувства были обострены, как у любого зверя, преследуемого охотником, а матери явно не хватало охотничьего чутья.