Субмарина
Шрифт:
— Микаель, а тебя тоже ждет сюрприз?
Нет, его, похоже, сюрприз не ждал.
— Может, это клоуны, Микаель. Может, они снова придут.
— Я слышал, один из них умер, упал на свою флейту.
Я подумал о его клоунской семье. Клоунская жена и клоунские дети. Сидят дома, и плачут, и спотыкаются, а по щекам течет белый грим.
Сюрприз…
Я спрашивал других, но сюрприз ждал только меня.
— Может, у меня день рождения?
— У тебя уже был день рождения.
— Но мне подарили не то, что я хотел.
— А что ты хотел?
— Собаку, может, мне собаку подарят?
— Тебе не могут подарить собаку. У Расмуса аллергия на собак.
— Так
— У него голова опухает и краснеет, как помидор.
— Тогда посадим его на грядку под малиной. Я хочу собаку.
И тут меня как молнией ударило. Конкурс. Журнал «Утиные истории», они объявили конкурс.
Там было написано: «Встреться с Тарзаном». И конечно же, я очень хотел встретиться с Тарзаном, и я написал свое имя, а один из взрослых помог мне отправить письмо.
Конечно, в этом все дело. Я встречусь с Тарзаном. Ради меня Тарзан приедет аж из самой Африки. Чита и Джейн останутся ждать его в джунглях, а он приедет ко мне.
Другое ребята рты пооткрывают, когда ко мне придет Тарзан.
— Тарзан — мой друг, разве я вам не говорил? Тарзан и Микаель. Мой папа тоже знаком с Тарзаном. Мой папа, вообще-то, в Африке живет, вместе с Тарзаном. Папа помогает Тарзану с большим слоном.
А может, Тарзан заберет меня в Африку.
Я об этом никому ничего не сказал. Лег на кровать в спальне, положил руки под голову и улыбнулся. Какой же это будет для всех сюрприз, если сюда приедет Тарзан. Но я-то удивляться не буду. Я просто подойду к нему и скажу, привет, Тарзан, здорово, что ты приехал. Показать тебе сад, Тарзан? И мы с Тарзаном отправимся в сад. Здесь вот яблони, Тарзан, они не такие высокие, как в Африке, но, если залезть на самый верх, видна водонапорная башня. А другие ребята будут стоять у окон, прижавшись лицом к стеклу.
Кто-то из взрослых вошел и взял меня за руку.
— Ну, вот и твой сюрприз…
Я пошел с ней в офис. Там сидели директор детского дома и чужая женщина Не Тарзан и даже не Джейн. Слишком старая для Джейн и не очень красивая. Джейн в фильмах красивая.
— Это твоя мама, — сказал директор детского дома. — Поздоровайся с мамой.
Я ничего не сказал.
— Сегодня ты поедешь домой, с мамой.
Чужая женщина мне улыбнулась.
Меня отвели обратно в спальню.
— Я ухожу, — сказал я Микаелю.
Другие ребята смотрели, как я пакую свои немногочисленные вещи. Та, что была моей мамой, опустила глаза, потом снова подняла и улыбнулась. Снаружи ждала машина. Мой чемодан положили в багажник. И мы уехали. Я видел, как Микаель машет мне рукой.
Машина подвезла нас к станции. Та, что была мамой, держала меня за руку и улыбалась. Руки у нее были влажные, но пахла она хорошо. Вскоре подошел поезд, мы вошли в вагон. Она помогла мне с чемоданом. Это был красивый чемодан. Синий. Мы сидели друг против друга, и чужая женщина, бывшая моей мамой, продолжала мне улыбаться. Я смотрел в окно, мне не нравилось, когда на меня пялились. Она заговорила. Сказала, что мы наконец-то снова вместе и нам будет хорошо.
В подъезде пахло котлетами. Она отперла дверь и сказала, что я дома.
На диване сидел другой мальчик.
— Это твой брат, — сказала она. — Вот мы и вместе, теперь мы — одна семья. Нам будет хорошо. Настоящая семья.
Каждый раз, услышав щелчок открывающейся прорези для писем, я подскакиваю к двери, испытывая и раздражение, и облегчение оттого, что это всего лишь реклама пиццерии, реклама супермаркета. Целый день удерживаюсь от укола в ожидании почты. Когда наконец-то приносят районную газету, я быстренько ее пролистываю. Просматриваю каждую страницу, ищу жирные заголовки или хотя бы заметку. О женщине, найденной мертвой на лестнице, женщине, которую столкнули с лестницы, о жестоком ограблении. Ничего не нахожу.
И вот я в библиотеке. Изучаю газеты. Утренние, вечерние. В постоянной готовности наткнуться на заголовок: «Убита» или «В коме». Дышу носом. Движения медленные. Спокойные, да. Человек читает газету. Человек хочет быть в курсе новостей. Человек любит читать газеты. Много газет. Нормальный человек, не убийца. С нормальным анализом крови, а не с содержимым аптечного киоска в жилах. Увидев заголовок, я останусь спокоен. Спокоен, да. Я дочитаю статью в обычном темпе, как обычный человек, не стану корчиться в судорогах, комкать газету. Хвататься за голову, кричать. Не задрожу, не уроню газеты, никто не станет коситься через плечо, никто не узнает, что я нашел то, что искал. Покончив с этой статьей, я продолжу чтение, подумаю: ужасно, ох эти цыгане. Ужасно, как мы обращаемся с пожилыми людьми. И продолжу чтение. Статья об учащихся техникума, сделавших велосипед из легко утилизируемых материалов, анализ предлагаемого ужесточения закона о правах иностранцев, проживающих в Дании, статья о слоне, рисующем хоботом.
Два дня назад я впервые за много лет пришел в библиотеку.
И все вокруг знали, зачем я пришел. Смотрели на меня и думали: это он.
А сейчас я спокоен.
Я спокойно перелистываю страницы, и руки не дрожат. Почти. Я готовлюсь. Не полностью доверяю своей реакции. Какой, к черту, спокойный. Кладу газету, выхожу в туалет, делаю три глотка воды из-под крана. В туалете — «наркоманское» освещение. Приглушенный желтоватый свет — это чтобы вену не найти. Это они в мою честь. Знали, что я приду. Потому библиотекари на меня и не таращатся, они привыкли к бездомным и к бездомным с домом, приходящим сюда убить время. Они привыкли к наркоманам.
Но их затея со светом не работает. Любой нормальный джанки знает, что если правда нужно, то лучше уж задуть, чем вообще не ставиться. Любой нормальный джанки знает, что можно просто уколоться в старую точку. И не надо вену искать, найди ранку от предыдущего укола. Завтра возьму с собой хозяйство. Уколюсь здесь, потому что могу. Потому что я — это я, джанки. А если будут жаловаться, я уколюсь на входе, в шею, грязной канюлей, перед детьми, закапаю кровью их тетрадки с медвежатами.
Я прихожу с утра, после того как отвел Мартина в сад, а ухожу, когда пора его забирать. Газеты приходится ждать, они в одном экземпляре, а пенсионеры читают долго. И я перечитываю старые номера. Проверяю, не проглядел ли чего. У мужчины напротив на носу лекторские очки. Он пришел с термосом, это наверняка запрещено, но никто ничего не говорит, он же кофе пьет, не кровью брызжет. Прочитывает три страницы, медленно, все подряд читает, потом слюнявит большой палец и прочитывает еще три. На нем шерстяной кардиган, на спинке стула висит ворсистое пальто. С тех пор как я заинтересовался периодикой, встречаю его здесь каждый день. Я больше не спрашиваю, он тоже, просто молча толкает мне прочитанную газету через стол. Желтая пресса его не интересует, только серьезные издания без сисек. Так что, пока он там разбирается с тем, что сумел захапать, я успеваю просмотреть бульварную прессу. А потом он толкает мне прочитанную газету через стол. Подходит к полкам, достает следующую, наливает кофе и слюнявит палец.