Субмарины-самоубийцы
Шрифт:
1. Обладает ли курсант исключительными физическими данными и сильной волей?
2. Высок ли его боевой дух и демонстрирует ли он высокую степень патриотизма?
3. Минимальны ли его семейные обязательства (если таковые вообще имеются)?
Семейные люди в число отобранных не попали, в список были включены лишь те, у кого не было родственников вообще или оставались только дальние. Уверен, что моя семейная ситуация сыграла важную роль в том, что я был отобран для миссии. Моя мать умерла, когда мне было пять лет, так что я мог не беспокоиться о ее судьбе. У моего отца был еще один сын и две дочери. Я же был младшим из четверых детей, что значит в Японии не очень-то много. Если я погибну, то мой старший брат Хироси продолжит наш род. Если что-нибудь случится
После оглашения имен отобранных добровольцев закипели страсти. И далеко не все мои друзья бросились меня поздравлять. Очень многие из них стали высказывать командиру эскадрильи свое недовольство, что не были включены в список. В последующие несколько недель, медленно тянувшихся вплоть до нашего отъезда, они снова и снова осаждали начальство просьбами. Я был горд и за своих друзей, и за наши курсы, слушатели которых требовали послать их на смерть за свою страну. Увы, их просьбы так и не были удовлетворены. В список были включены только сто человек, как и было предписано высшим командованием. Ни одного человека добавлено в него не было.
В день выпуска, когда остальные курсанты были сочтены подготовленными для зачисления в авиацию военно-морского флота, наша группа из ста человек в колонне по двое, под командованием лейтенанта Комацу, прошла мимо шеренги выпускников. Наш проход сопровождали громкие приветственные крики всех остальных. Даже те, с кем мы враждовали, а порой и дрались, не скрывали своей радости и гордости за нас. Мы погрузились в поезд, идущий к югу мимо Токио, не имея представления о том, куда направляемся. В такой же обстановке секретности и полного неведения мы миновали Иокогаму и, сообразив, что поезд не сворачивает на полуостров Миура, где находилась большая военно-морская база в Йокосуке, принялись гадать о возможном конце нашего маршрута. К тому времени, когда мы достигли расположенного у залива Сагами курортного городка Атами, а справа от нас замаячил величественный конус священной горы Фудзи, мы пришли к выводу, что нас везут либо в Куре, громадный военно-морской арсенал на берегу Внутреннего моря, либо на большую базу в Сасебо, на самом крупном острове Кюсю.
На поезде мы ехали и весь следующий день, не переставая делать предположения о том, какое секретное оружие нам предстоит осваивать. Уже в темноте мы сошли с поезда и пересели на грузовики военно-морского флота. Проехав еще немного, остановились у входа в казарму. Несколькими минутами спустя мы уже устраивались в подвесных койках и сразу же уснули — так нас утомило путешествие и внутреннее напряжение. На следующий день выяснилось, что мы и в самом деле находимся в военно-морском арсенале в Куре, месте расположения штаба 6-го флота, то есть всего подводного флота Японии.
Этот день мы провели как туристы, бродя по территории базы и глазея по сторонам. На следующий день около полудня лейтенант Комацу собрал нас вокруг себя.
— Я хочу поблагодарить вас всех, — сказал он, — за вашу дисциплинированность по пути сюда. Сегодня я возвращаюсь на Цутиуру и хочу попрощаться с вами. Мне никто не говорил здесь, каким оружием вы будете сражаться с врагом, но я знаю, что вы будете служить Японии отважно и благородно.
Сюда сегодня прибывают еще сто человек с военно-морской базы Нара, так что покажите им образец достойной службы в благодарность тем, кто готовил вас на Цутиуре. Вашим командиром будет человек, которого я хорошо знаю. Он многого ожидает от вас, поскольку я уже сказал ему, что привел сюда лучших из лучших воспитанников Цутиуры.
Он произнес эти слова очень негромко, едва ли не шепотом. Когда он закончил говорить, на глазах у него навернулись слезы, а многие из нас откровенно плакали. Лейтенант Комацу был для нас последним звеном связи с Цутиурой, где лучшие в мире пилоты спали в казармах, уже покинутых нами.
Во второй половине дня нам было приказано перенести наши вещи на борт двух катеров. Что касается меня, то я впервые в жизни оказался на борту военного корабля, если не считать гребных шлюпок, на которых мы участвовали в регатах на Цутиуре. Молодой офицер, младший лейтенант Миякэ, принял нас под свое командование, но не сообщил нам ничего, кроме того, что мы будем в пути больше часа. Плотная завеса секретности, которая окутала нас после речи капитана Ватанабэ, по-прежнему висела в воздухе.
Наконец младший лейтенант Миякэ встал и обратился к тем, кто вместе со мной находился на борту катера.
— Внимание! — громко произнес он, хотя катер был невелик и мы все его хорошо слышали. — Мы направляемся на остров Оцудзима, неподалеку от города Току-ямы.
Город этот, как представляло себе большинство из нас, находился в префектуре Ямагути.
— Я был на Оцудзиме только один раз! — продолжал младший лейтенант все тем же громким и резким голосом. — На острове расположена особая база секретного оружия! Там уже несколько недель проходят подготовку офицеры военно-морских сил! Скоро мы примкнем к ним, и они будут нас обучать! Мы с вами вскоре станем членами этой особой штурмовой группы! Это значит, что начиная с этой минуты мы все становимся братьями!
Младший лейтенант, решил я про себя, еще совсем недавно закончил учебу в Этадзиме, потому что он вел себя подобно всем недавно произведенным офицерам, которых мне приходилось видеть за год моей службы. Всем им казалось, что они находятся на сцене гигантской аудитории в Токио, и потому все они не говорили, а кричали так громко.
— Вы поняли? — снова едва не крикнул он.
— Так точно, сэр! — крикнули в ответ несколько шутников даже, пожалуй, громче, чем он задал вопрос.
Больше разговоров за время поездки почти не было. Мое сознание снова вернулось к мыслям о том, что я должен буду отдать свою жизнь за родину. Но сожалений не было. Какая бы судьба меня ни ожидала, моя семья могла бы гордиться, получив извещение о моей смерти в бою, поскольку вся японская история, музыка и литература полны легендами о героях, павших в бою за свою страну и правящую династию. Каждый школьник знает эти имена наизусть, как каждый американский школьник помнит имена героев Дальнего Запада. Самураи, спокойные и вежливые герои, бесконечно отважные, значили для нас то же, что ковбои для американского юношества.
У меня не было особенных причин грустить о расставании с Цутиурой. Хотя я был на хорошем счету как пилот-курсант, атмосфера на наших курсах всегда была напряженной. Несмотря на то что Япония чрезвычайно нуждалась в пилотах для замены погибших на фронтах, не допускалось никакого снижения уровня летной подготовки. Выпускники курсов соответствовали самым высоким стандартам мастерства. Летчики-инструкторы и преподаватели курсов оставались столь же требовательными, как и в мирное время, когда лишь незначительный процент от первоначально поступивших на курсы успешно заканчивал летную школу. И в процессе подготовки было вполне достаточно одного неосторожного слова или даже жеста, чтобы инструктор рекомендовал руководству незамедлительно отчислить курсанта. Большинство из нас считали такую нагрузку и постоянное напряжение труднопереносимыми, так что я отнюдь не грустил, покидая Цутиуру, хотя и расставался с хорошими друзьями.
После нескольких часов плавания мы подошли к Оцудзиме, и первое впечатление от нее оказалось далеко не благоприятным. На акватории защищенного волноломом порта виднелись две очень старые подводные лодки, а при приближении к пирсу мы разглядели на берегу два больших черных здания, весьма напоминающие самолетные ангары. Наши катера ошвартовались у пирса, мы сошли на берег и только успели построиться в две шеренги, как из одного из этих зданий вышел офицер и направился к нам.
— Вы прибыли с Цутиуры? — спросил он, подойдя к нам поближе.