Суд да дело
Шрифт:
Конечно, поначалу он пытался делать игровые фильмы. Одна его пятнадцатиминутная лента даже получила приз на фестивале независимых режиссеров. Но вскоре он понял, что этот путь для него закрыт, закрыт. Потому что у него обнаружился странный нервный заскок. На съемочной площадке ему нестерпимо жгло щеки. Особенно, если актеры были далеки от совершенства. Но и хорошие актеры не спасали. Все дело было в нем. Часто он умирал от стыда заранее. Когда они еще не успевали открыть рот. И не только за них. За сценариста, за редактора, за продюсера, за себя.
Психиатры ничем не смогли помочь ему. Они уверяли, что такая повышенная чувствительность заложена в генах. Бывают же, например,
Но все изменилось, когда ему довелось снять рекламный ролик для магазина ковров. Он начинался с лица прелестной женщины. Которая принимала гостей в своем доме. Беседовала то с одним, то с другим, улыбалась. И вдруг взгляд ее наполнялся тревогой. И она бросалась бежать. Лавируя между гостями, подхватывая на ходу тарелку. И бег ее заканчивался очаровательным прыжком-падением. С вытянутой вперед рукой она подхватывала на тарелку кусок торта, который ее пятилетний сын, конечно же, ронял на ковер. И под аплодисменты гостей она прижималась щекой к спасенному любимому ковру.
Здесь все было честно с самого начала. У короткого фильма не было иной задачи, кроме как заманить покупателя. Не было претензий на тайны высокого искусства. Неизбежное вранье было предельно честным. И щеки не жгло. Нужно было расхвалить вещь. И Кипер делал это с удовольствием и увлечением. Если вещь стоила того.
Кипер умел любить вещи. Может быть, потому что сам не умел их создавать. У него все валилось из рук. Мертвая материя не подчинялась ему. И его восхищали чужие победы над ней. Это были победы, которые он должен был воспеть. Если он восхищался искренне, песнь получалась. В этом и был секрет его успеха. На этом и держалась его слава среди заказчиков рекламы. Они были готовы ждать месяцами, лишь бы их товар был воспет самим Кипером Райфилдом.
Секрет успеха - да. Но не гарантия. Взять хоть эту газонокосилку. Он пришел от нее в такой восторг, что даже купил себе. И опробовал на лужайке. Красный шнур змеился в траве. Электрические силы неслись в нем, не ослабевая. Такие же послушно мощные в конце провода, как и в начале. Но как? как передать это зрителю?
Два часа прошли впустую - он так ничего и не придумал.
Мистер Фарназис, босс ("Можете звать меня просто - Леонид, но!
– на свой страх и риск"), приветливо взмахнул рукой, указал Киперу на кресло рядом с собой. Рука его крепко сжимала листок бумаги с какими-то каракулями. Босс Леонид не признавал машинописные устройства, писал от руки. "Сделайте сначала такие клавиши, чтобы мои пальцы могли на них помещаться, - говорил он.
– Тогда я, может быть, пойду к вам, в ваш электронный век".
С другой стороны стола сидел румяный незнакомец в золотых очках. Его портфель, чемодан, сундук стоял на полу. Его вздохи вздымали галстук на жирной груди. Его ручные часы стоили, наверное, больше, чем старенький "фалькон", в котором ездил Кипер.
– К делу, - сказал босс Леонид.
– Знакомьтесь. Кипер, это Ларри Камбакорта, наш центральный защитник. Защищает нас от своры своих собратьев по ремеслу. От этих кашалотов, запрудивших все уголки страны. От хищных сутяг, заставляющих нас ссориться и судиться друг с другом. От пиратов, опустошающих наши карманы. И он принес нам дурные, тревожные вести. Чуяло мое сердце: от "Сладких снов" рано или поздно надо ждать беды. И не ошиблось...
– Беда еще не стряслась, мистер Фарназис, еще не стряслась.
– Хищный кашалот Ларри промокнул губы кружевным платочком.
– Мы здесь для того и собрались, чтобы отвратить ее.
– Кипер, ты помнишь складные двуспальные кровати, которые мы рекламировали для них? Когда это было? Года три назад? Такие, с мотором. Которые поднимаются и опускаются, как разводной мост?
– Они назывались "Ковер Аладдина", - сказал Кипер.
– Нажимаешь на рычаг спинка поднимается, и можно пить кофе в постели. Нажимаешь еще раз - можно смотреть телевизор. Удобная вещь. Моя бывшая жена требовала, чтобы мы купили такую.
– Теперь слушай. Слушай внимательно. Только сначала сотри с губ эту ухмылку. Чтоб я не слышал от тебя ни ха-ха, ни хи-хи. Ты понял?!
– Никто не ухмыляется, никто и не думает хихикать. Обычные нервные гримасы. Их сдержать невозможно.
– Сдержи. Потому что произошло несчастье. Серьезное. Погиб человек. Эта проклятая кровать выбросила в окно живого человека. Старика. Не знаю, какой рычаг он нажал и куда. Ведется следствие. Пока ясно одно: старый человек, мистер Лестер, вылетел в окно без всякого "ковра". И разбился насмерть.
Мистер Фарназис вдруг замер, выпучив глаза. Потом упал лбом на стол и начал бодать его, колотя кулаками по поверхности. Хохот его разлетался эхом по просторному кабинету.
– Я не могу, не могу, не могу... Господь Всевышний, прости меня, грешного. Только представлю себе этого старикана... Как он там летел, кувыркался, удивлялся... В одной пижаме... Говорят, кофейную чашечку так и не выпустил из рук... Ох, они меня уморят, уморят! Не слезами, так смехом изведут.
– Действительно, мистер Фарназис, надо что-то с этим делать, - сказал хищный кашалот Ларри.
– Если дойдет до суда, ваша смешливость может нам очень повредить. Все же погиб человек. Конечно, он был немолод. Но вполне мог прожить и год, и два, и три. У него были свои удовольствия. Говорят, он был гурман. Вполне мог бы съесть еще несколько сотен зажаренных кур, порционных форелек, крабов по-каджунски, лобстеров. Жена его была сильно моложе, вполне могла бы его порадовать в постели уж не знаю сколько раз. Не понимаю, что вы находите смешного в случившемся.
– Вот-вот, - сказал мистер Фарназис, приходя в себя и отирая слезы из углов глаз.
– Ты понял, Кипер? "Если дойдет до суда..." Это именно то, чего мы не должны допустить. Мы должны встретить и отразить нападение врага на подступах. Устроить ему Фермопилы, не дать ходу к священным рубежам фирмы "Крылатый Гермес".
Он откинулся в кресле и обвел мысленным взором поля будущих сражений. Бронзовые лампы на стенах кабинета испускали грозный пушечный блеск.
– Но мы-то здесь при чем?
– спросил Кипер.
– Изготавливали "Сладкие сны" мы только рекламировали.
– Рекламировали - но как?! Кому пришла в голову эта дурацкая идея для ролика - чтобы кровать вылетала в окно? Тебе? Багразяну? Да, хорошо - я согласился, поддержал. Я тоже имею право на ошибки, на слабости. Ты знаешь мою слабость к тебе - и пользуешься. Сколько? Вот уже восемь лет я терплю твои безумные фантазии. Потом прихожу в себя и хватаюсь за голову. И что получается? На - полюбуйся.
Он достал из ящика коробку с видеолентой и метнул ее по гладкой поверхности стола, как хоккейную шайбу. Кипер послушно подхватил, встал, пошел к телевизору. Загорелся экран. Лицо Полины, с блаженно прикрытыми глазами, доверчиво поплыло навстречу судьбе. Они тогда уже разошлись, но он иногда брал ее для съемок. Лицо, полное доверия и готовности к чудесам - где еще найдешь такое? А то, что все это неправда, неправда - кто ж, кроме него, мог бы догадаться, разглядеть?