Суд идет
Шрифт:
Тут я слышу, как мои друзья-патриоты в один голос кричат: всё это так, но Сталина не трогай! Сталина сионисты проклинают, а ещё и мы подкинем хвороста в их костёр!
Это, конечно, так: Сталина грешно отдавать на растерзание сионистам, с которыми, как бы там ни было, но все-таки он боролся. Наконец, во время войны командовал нами, и мы под его началом хотя и с большими потерями, но немцу своё место указали, а уж затем Сталин замахнулся и на врага внутреннего. Помним мы и кампанию борьбы с космополитами, и со врачами-отравителями… Помним. Борьба была. Вернее, Сталин замахивался на них, но удара у него не получалось. Не сдюжил, не сумел, но все-таки желание такое обнаружил.
Но, может быть, здесь и таится разгадка не простой, а точнее сказать, таинственной природы этого человека? Может быть, потому и держал он вокруг себя людей, из которых не было ни одного порядочного. Не было у него сил шевельнуть этот страшный муравейник. А как только шевельнул, они и показали ему эту свою силу.
Нам остаётся думать и гадать, а лучше поступать, как поступает новое поколение русских людей, патриотов Родины, тех, которые борются изо всех сил за спасение России. Может, нам, христианам, пора забыть просчёты и потери, понесённые нами во время советской власти и затем в годы войны?.. Помнить завет Христа: можно пожертвовать одним ради спасения многих. Многих-то он спас, народ русский привёл к Победе. А победителей не судят!
Может быть, так и надо поступать, тем более, что Сталина с его решительным и жестоким нравом нам теперь и не хватает. Нет у нас сейчас лидера, способного повести за собой народ, умеющего не только ошибаться, но и побеждать. Сталин был таким лидером, он сумел стать и великим полководцем, и вождём, и это счастье наше, что в годину страшных испытаний, постигших русский народ в двадцатом веке, у нас был Сталин.
Ну, а теперь о том, в чём я в молодости, и даже в зрелые годы, сомневался: любил ли Сталин русский народ?
Любил — это слишком сильно сказано. Наверное, у него не было сыновней любви к народу, который был ему не родным, но то, что он уважал русских и верно служил нам, я не сомневаюсь. О его глубинном душевном состоянии, о его величии говорит такой эпизод: во время его похорон к генералу, стоявшему у его гроба, подошёл человек и сказал: надо бы сменить ему ботинки. Они были стары и стоптаны в каблуках. Генерал в ответ проговорил: «У него нет других ботинок». И заплакал.
Сталин служил народу, только о нём и были его заботы. После себя, кроме валенок, подшитых им самим, и старой солдатской шинели, он ничего не оставил.
В своём завещании Сталин написал: «Я всю жизнь боролся с сионизмом». Следовательно, и нам завещал. И однако же, позволю себе повториться: правда ярче солнца. Меня-то, а вместе со мной и всё наше поколение, Гитлер не сумел одолеть, а вот птенцы из гнезда Сталина, которых он оставил нам в наследство — эти и меня, и всё моё поколение, но главное — Государство Русское в щепки разнесли. А как они это сделали? Применили методы и приёмы, завещанные им сионскими мудрецами. Тут уж надо читать «Протоколы сионских мудрецов». Там вся суть «граждан мира», все их дела и планы на будущее.
Глава третья
Когда островитяне улетали домой, Фёдор, увозивший их на своей «Пчёлке», шепнул Драгане:
— Кажется, вы хотели научиться летать на моём «ковре-самолёте»?
— Да! И очень. Но это, наверное, трудно будет?
— Нисколько! Тут и учиться нечему. Вот здесь и заключена вся наука.
И он показал на пульт, зажатый в правой руке: им он отклонял в любую сторону машину, поднимал и опускал её, задавал скорость. По пульту располагались рычажки и кнопки, ими управлялась машина. Если нужно сохранить режим, рука оставляет пульт в покое. Но представим на минуту: пульт потерялся, упал, утонул в море. Ничего страшного! На столе лежит другой пульт. Но, предположим, и этот пульт куда-то делся: пропал, кто-то унес его в кармане! И это не страшно. Подойдите к портрету Лукашенко — под ним висит запасной пульт, точно такой же. Важно, чтобы вы знали: какая кнопка какую функцию выполняет.
Драгана повернулась к Борису:
— Я с Фёдором полечу к папе. Ты не возражаешь?
— Лети, пожалуйста, но только не сегодня. Надо же Дмитрию и Фёдору показать наши лаборатории.
— Да, да, конечно. Я это сделаю с удовольствием.
Когда они расставались и каждый уходил в свои апартаменты, Фёдор достал из сумки красиво изданную книгу с интригующим названием «Россия, я с тобой!» и, подавая её Драгане, сказал:
— Мы хотя и живём вдалеке от Родины, но почти каждый из нас, членов экипажа, участвует в политической жизни нашей страны. А что до меня, то я по наглости и дерзости уступаю одному лишь Жириновскому. И ещё Новодворской. Вот если вы почитаете эту книгу, то и узнаете: мы живём как на войне.
А когда Драгана выходила из гостиной, Фёдор провожал её до двери. И тут у порога с лукавой улыбкой добавил:
— Пусть вас не смущает автор книги: Арон Шляппентох — это мой псевдоним. Встретится вам на страницах книги и Вася с Кергелена. Я веду переписку со многими важными людьми — даже с президентами, но тут уж я не прячусь за чужие фамилии, а так и подписываюсь: Фёдор Светов, сын генерального конструктора мятежного крейсера «Евпатий Коловрат», наладчик корабельной электроники.
И ещё попросил Драгану:
— За мой псевдоним прошу прощения: я так морочу голову особо злобным демократам, к примеру Хакамаде, Немцову и всяким Грефам. Пусть думают, что я их человек. Но если говорить серьёзно, моя книга — единственная в своём роде: она пишется под водой и над водой. И уже по одному этому заслуживает внимания историков.
Драгана рано легла в постель и на сон грядущий раскрыла книгу, подаренную Фёдором Световым. Это и действительно была необыкновенная книга. Ну, во-первых, ничто не указывало, что автор книги никакой не Шляппентох, а Фёдор Светов, и это придавало особую убедительность всему, что в ней было написано. Шляппентох жил в заштатном американском городке Форт Бланс и обращался к своим соплеменникам в России, а иной раз и в других странах; он был стар и, как написал в небольшом предисловии, «…объездил много стран, видел многих людей, и сделал для себя кое-какие поучительные выводы. Ну, а если уж я набрался столько ума и опыта, то и захотел поделиться со своими дорогими соотечественниками. Если ты богат, то и береги своё богатство, но не зарывай в землю, а пристраивай его так, чтобы деньги твои делали новые деньги, давали процент. Я знаю, зачем я побежал из Америки и теперь живу на острове Кергелене; теперь уже очень близко время, когда нам всем надо будет куда-нибудь бежать. Да, да — бежать, а куда? Но вы мне скажите: куда я должен бежать? Я патриот и всегда думал больше о других, чем о себе. Потому и поехал на остров, где пока ещё нас не знают и живут люди, которым протяни руку — и они всё тебе дадут. В России нам тоже всё дали, но там скоро увидели, что мы сами умеем всё брать. Потом и здесь увидят, что наш главный талант — всё брать! Но это потом придёт не скоро. На Кергелене мы можем жить сто, двести, и триста лет, и никто не узнает, кто мы такие есть и зачем живём на белом свете. Люди тут ловят рыбу, и ловят столько, что за один раз не съешь. Они не знают, что сегодня рыба, которую они поймали, принадлежит им, а завтра она будет наша. Они не знают Маркса и нашего экономиста Аганбегяна и не понимают, что обыкновенную рыбу можно продать и за неё получить такие деньги, каких много никогда не бывает. Людей тут мало, а рыбы много. И никто не знает, что такое процент, зачем мы его придумали, и для чего существуют такие простые вещи, как страховка, ипотека, акция и ваучер. Здесь нет Гайдара, Чубайса, а когда они сюда приедут, рыбаки услышат все такие умные и хорошие слова. Услышат и не заметят, что остались без рыбы. Они будут ловить много рыбы и не будут знать, куда она девается. Но до того, как всем вам, живущим в Европе, Америке, России и во всех странах Исламского мира, пока ещё не сильно припекло, до того времени я готовлю плацдарм для вашего отступления. И потому позволю себе кое-чему вас научить, а вы слушайте и не надо возражать. Я этого не люблю; я не привык повторять два раза. Люди не могут жить без учителей — наши люди тоже. Вот я вам тот самый учитель, которого надо слушать. Конечно, у нас есть Эйнштейн, Пикассо, Шагал и Жириновский, и недавно объявился идиот Ходос, который из наших, но с чего-то качнулся умом и навалякал против нас тринадцать книг. Вы мне не скажете, где он взялся, этот умник из Харьковской еврейской общины? Говорят, он у них главный начальник. Но разве там для писания книг нет человека поумнее? И куда смотрят харьковские раввины? Сейчас все лезут поучать, советовать, — Ходос тоже полез. Но вы слушайте меня. Я живу далеко, на острове Кергелен, с которого в ясные дни можно увидать Австралию, а если залезть на самую высокую гору, и если рано утром, и если смотреть в другую сторону, то тогда увидишь и край Антарктиды. Этот край блестит как начищенный сапог, и с него в воду прыгают пингвины. И когда я выхожу на берег и сажусь на ледяной холмик и греюсь на солнышке, — оно тут хоть и малиновое, холодное — и ходит у черты горизонта, но бывает и немного подаёт свет, — так вот, когда я тут таким образом загораю, ко мне совсем близко подходят пингвины и ложатся возле меня кружком. Они очень странные и забавные эти полурыбы-полузверюшки, смотрят на меня и, наверное, думают: а чего это он к нам приплыл, и какой сюрприз приготовил для нас, хозяев острова?..
Ну, ладно: не люблю писать предисловий, и вообще — не люблю говорить много, и уж совсем не понимаю тех, кто говорит беспрерывно и тарахтит, как испорченный пулемёт. Лучше я буду говорить мало и только дело. Читайте моё первое письмо. Потом будут второе и третье, а это — первое.
Здравствуй, Яша! Я как узнал, что ты там, на московском радио «Эхо», стал главным редактором, — ну, может быть, не самым главным, а делаешь какую-то программу, — так я и сильно разволновался. От радости, конечно. Это так здорово и так хорошо, что ты теперь будешь делать политику в Москве и даже во всей России. Важно, чтобы только не зарывался. Мы, евреи, как только захватим власть, так уж и голову теряем от радости. Знай, что дела наши не так хороши, как многие думают. Главная беда теперь не Россия, как нам казалось раньше, а Америка, как мы никогда не думали. Она ни с того ни с сего стала вдруг отмачивать номера. И началось всё с денег: доллар закачался и его стали бояться. Появились бандиты, которые научились без отмычек грабить банки. Банк от них за десять тысяч километров, а они его ограбили. Хорошенькое дело! А?.. Что ты себе думаешь? Если спросишь меня, то я скажу: я в шоке. У меня ведь тоже банк. Совсем небольшой, но и всё же — банк. И даёт процент. Хороший процент. Деньги на него текут как ручеёк. Ты ведь знаешь: процент — наше изобретение, и мы его придумали давно; раньше, чем римские рабы «сработали водопровод». И раньше, как арабы сделали вино. Они заквасили виноград пять тысяч лет назад, мы свой процент — за тысячу лет до вина. Брат обратился к брату с просьбой дать ему вещь. Тот подумал и сказал: хорошо, я дам тебе вещь, но потом ты мне отдашь эту вещь и к ней прибавишь кружочек сыра. И он согласился. Вот этот сыр и есть тот самый процент, который мы дали миру. И всё было хорошо. Шесть тысяч лет мы делали процент, но недавно появились страшные люди — хакеры. Они могут ограбить банк даже и тогда, когда ты об этом совсем не думаешь. Ну! Что ты на это скажешь? Один такой бандит с русской противной рожей по прозвищу Вася поехал на остров Кергелен, что прилепился к Антарктиде, залез там на высокую ледяную гору и оттуда потрошит наши банки, пугает до смерти миллиардеров. Скачает кучу зелёных у нашего человека и сделает подпись: Вася с Кергелена. А?.. А ещё я недавно услышал от умного человека, что эти самые хакеры как-то так умеют послать сигнал, что одну твою губу свернёт в сторону и ты станешь походить на рычащего пса. А?.. Как тебе это нравится? Мне это совсем не нравится. Отнимет деньги и свернёт набок рожу. Да, тут есть отчего много думать. Раньше все деньги мы держали у себя — только у себя! — а теперь они могут попасть в карманы гоев. Ты слышишь, Яша? Гои тоже могут стать богатыми. А ты знаешь, что сказала наша древняя священная книга Тора?.. Пока наши сородичи держат в своих карманах деньги, мы непобедимы. Вот что скверно — и даже страшно: гои победить нас могут. А что будет тогда? А тогда будет так плохо, что хуже не бывает. Наш человек, имеющий глупую фамилию Черномырдин, сказал: хотели как лучше, а получилось как всегда. А что это значит: как всегда? А то и значит: денег мало, чести ещё меньше, вот и живи как хочешь. Отсюда я и решил дать совет: меняй курс политики на сто восемьдесят градусов. Америку не хвали — её не спасёшь, — её теперь толкай в спину, и пусть она валится, куда хочет. Она запустила на свою землю чёрных и всяких разноцветных, а те стаями ходят по улицам городов и смотрят на нас зверем. Нам теперь нужно искать дружбу с русскими, так что разворот в политике делайте в обратную сторону. Так-то, мой милый Яша, смекай.
Я уже вижу, как читаешь моё письмо и думаешь: как это не хвалить Америку, если я скоро туда поеду и буду там жить? Нет, Яша, в Америку ты не поедешь, и в Израиль — тоже. Почему? А я сейчас тебе скажу.
Я теперь по заданию одного банкира и за хороший гонорар приехал на остров Кергелен. Как я уже тебе сказал, здесь обосновался страшный человек, называющий себя Васей с Кергелена. И отсюда он трясёт банки — и не только американские, а и те, что завязаны на общей мировой финансовой системе. И вот я приехал на Кергелен, и скоро поднимусь на ледяную гору и встречусь с мерзавцем со странным и мало понятным именем Вася. Он теперь не только крадёт деньги, но ещё и заражает банковские компьютеры каким-то ядовитым червяком. Его никто не может ни отмыть, ни соскоблить. Хорошенькое дело — он ещё и напустит заразу. Что ты об этом думаешь? Я не буду убивать этого Васю, но я сделаю так, что он забудет, куда и зачем ему надо совать свой нос. Да, да, я сделаю. У меня есть такое средство.
Привет! Твой Арон