Суд королевской скамьи
Шрифт:
До чего я радуюсь, когда ощущаю вонючий запах сигары. Шоукросс получил от правительства предложение договориться с русскими об обмене книгами для публикаций. Он рассказывает, что из-за параноиков из русского посольства можно просто выйти из себя.
Мои приятели посещали меня только разок, потому что им надо добираться очень издалека. Наше крыло вошло в состав американских военно-воздушных сил. Так что я не представляю, в каком я сейчас положении. Я никому не нужен и ни на что не гожусь.
Прошел месяц. Терпение, говорят они мне. Иисусе, до чего я ненавижу
Что-то случилось, и дни уже не кажутся мне такими долгими и мучительными. Ее зовут Саманта Линстед, и ее отец — эсквайр, владелец старого фамильного поместья в Миндип-Хиллс недалеко от Бата. Саманте двадцать лет, и она носит красный крест Добровольного корпуса медсестер. На первых порах во время визитов она занималась обычными делами, как, например, написать письмо или помочь мне умыться. Постепенно мы стали с ней общаться, и она принесла мне патефон, набор пластинок и радиоприемник. Большую часть дня она проводила в моей палате, кормя меня, прикуривая сигареты и читая мне вслух.
Может ли человек влюбиться в голос?
Я никогда не видел ее. Она всегда приходит после утренних перевязок. Все, что я знаю о ней, — это ее голос. Я провожу едва ли не все время, стараясь представить себе ее облик. Сама же Саманта убеждает меня, что она самая обыкновенная.
Примерно через неделю после ее появления я смог совершить небольшую прогулку в ее сопровождении вокруг здания госпиталя. И после этого я все чаще и чаще стал чувствовать прикосновения ее рук.
— Прикури мне, Сам, — попросил Эйб.
Саманта, сидящая рядом с его кроватью, осторожно держала сигарету, пока он затягивался. Отложив ее, она скользнула рукой за отворот его пижамы и, едва касаясь кожи, погладила его грудь кончиками пальцев.
— Сам, я все время думаю... Может, тебе лучше не приходить больше ко мне. — Она внезапно отдернула руку. — Мне не нравится, когда кто-то жалеет меня.
— Ты считаешь, что я прихожу именно из-за этого?
— Когда дни и ночи лежишь во тьме, в голове возникают странные мысли. Я начинаю воспринимать вещи и события серьезнее, чем должен был бы. Ты прекрасный человек, и не должна быть жертвой моих фантазий.
— Эйб! Разве ты не понимаешь, как я рада бывать с тобой? Может быть, когда ты увидишь меня, тебя постигнет разочарование, но пока я ничего не хочу менять. Ты не сможешь так просто отделаться от меня, да и ты не в том состоянии, чтобы тебе это удалось.
Машина Саманты описала дугу, подъезжая к входу в Линстед-холл. Тормозя, скрипнули по гравию колеса, и автомобиль остановился у небольшого дома, возведенного два столетия назад.
— Это мама и папа. А это Эйб. Сейчас вы не можете как следует разглядеть его, но на фотографиях он очень симпатичный.
— Добро пожаловать в Линстед-холл, — сказал Дэвид Линстед.
— Прошу прощения за свои перчатки, — ответил Эйб, имея в виду забинтованные руки.
Саманта заботливо помогла ему пробраться через лесок, и наконец они нашли удобное место на лужайке, откуда открывался
— Я чувствую запах коров, лошадей, дымка и аромат цветов. Должно быть, тут просто прекрасно. Но я не могу отличить один цветок от другого.
— Здесь растут вереск и розы и дымится тлеющий торфяник.
«Ох, Эйб! — подумала она. — Я в самом деле люблю тебя!»
Во время третьего посещения Линстед-холла семья получила радостное известие, что теперь Эйбу будет позволено на несколько часов в день снимать повязку с глаз.
Во время прогулки Саманта с трудом могла справиться с волнением. Когда вокруг темнота, все чувства обостряются. У нее изменился тон голоса, в нем появились подрагивающие нотки.
Позади остался долгий день, и Эйб устал. Из деревни приехал парень, который помог, ему вымыться в ванне и переодеться. Затем он с наслаждением вытянулся на кровати, застонав, когда случайно оперся на раненую руку. Терпение. Я смогу сам бриться, вытирать себе нос и даже читать.
И я смогу увидеть Саманту
Он услышал, как приоткрылась и закрылась дверь, и понял, что пришла Саманта.
— Надеюсь, что не разбудила тебя.
— Нет.
Кровать скрипнула, когда она села рядом.
— Нас ждет большое событие. Я имею в виду зрение. Тебе снимут бинты с глаз. Ты очень мужественно вел себя все это время.
— Словно у меня был выбор. Ну мы-то знаем, как неловко я себя чувствовал.
Эйб услышал, как она старается подавить рыдания. Ему захотелось прикоснуться к ней, как хотелось уже .сотни раз. Чтобы ощутить ее, Понять, большие у нее груди или маленькие. Мягкие ли у нее волосы. Чувственные ли губы.
— Черт побери, почему ты плачешь?
— Я сама не знаю.
Но они знали, в чем дело. Странным и печальным образом им выпал на долю уникальный эксперимент, но он завершался, и никто из них не знал, положит ли это конец их общению или же вспыхнет что-то новое. Саманта боялась, что Эйб отвергнет ее.
Она прилегла рядом с ним, как порой бывало после прогулок, и ее пальцы расстегнули ему рубашку; она прижалась щекой к его груди, а затем их руки и губы слились в безмолвном разговоре, который вели их тела.
— Я говорила с доктором, — сказала Саманта.— Он сообщил мне, что все будет в порядке. — И ее рука скользнула ему между ног. — Просто лежи. Я сама все сделаю.
Заперев двери, она помогла Эйбу раздеться и сама скинула одежду.
О, спасительная фантастическая тьма! Она так обостряла все чувства — и нежные прикосновения, и неповторимый запах ее мягких волос. Саманта с трудом удержалась от вскрика, когда он вошел в нее.
А потом она плакала и говорила ему, что никогда еще не была так счастлива, а Эйб отвечал, что, в сущности, он может быть куда лучше, но в этих обстоятельствах он рад, что действует хоть какая-то часть его тела. Они стали болтать разные глупости, которые им подсказывала любовь, и в конце концов оба рассмеялись, ибо все это в самом деле стало смешно.