Суд королевской скамьи
Шрифт:
Засунув руки в карманы, Эйб подошел к балюстраде и остановился, глядя на спокойное море, неторопливо омывающее подножие скал.
— Предполагаю, что таким образом я могу стать одним из самых высокооплачиваемых сукиных сынов а мире, — пробормотал он про себя.
Лу Пеппер, чувствуя, что добыча близка, усилил капор.
— Вам будет предоставлен личный коттедж с машиной, баром, с привилегией обедать в зале администрации и правом ставить машину на частной парковке.
— Я искренне
Лу продолжал говорить, обращаясь к спине Эйба. — Плюс поездки первым классом в Лос-Анджелес две с половиной тысячи в месяц на расходы. Саманта согласна перебраться с вами в Лос-Анджелес.
Эйб резко повернулся на пятках.
— Какого черта! Кто дал вам право лезть к ней! Вы нашли меня, и этого достаточно.
— Но считается, что вы живете в Англии, — так куда же мне надо было ехать? В Китай?
Мрачно усмехнувшись, Эйб вернулся к своему креслу, продолжая, колотить кулаком в раскрытую ладонь.
— Лу Пеппер не отмахает полмира только для того, чтобы получить свои сорок тысяч долларов комиссионных. Кто еще имеет отношение к этой сделке кинозвезды обоего пола, режиссеры, операторы, композиторы... словом, все, кого представляет ваше агентство?
— Перестаньте вести себя так, словно я держу камень за пазухой. Студии не очень любят заключать контракты с крупными звездами напрямую. И для агентств это привычное дело — собирать всех воедино и представлять всю команду. Мандельбаум заинтересован в этой сделке.
— А ты еще считаешь, что твое окружение грубовато, Мэгги. Вот мистер Пеппер притащил сюда за пазухой два миллиона долларов. Для него это означает двести тысяч долларов комиссионных, плюс процент от картины. Но тут есть одна загвоздка. Ни одна звезда, ни один режиссер не получат ни цента, пока не будет сценария... иными словами, пока Лу Пеппер не уговорит взяться за дело самого коммерческого писателя, то есть меня. Иначе он потеряет свои двести тысяч комиссионных, а вместе с ними и доступ к счету Дж. Милтона Мандельбаума.
— У вас слишком развитое воображение, Эйб, которое и делает вас хорошим писателем. Человеку дают полмиллиона долларов, а он относится к вам, словно вы грязь под ногами.
— Вы уже запродали Мандельбауму мою следующую книгу?
— Три следующих, Эйб. Говорю вам, Мандельбаум от вас без ума — целиком и полностью. Единственное, что ему надо, — увидеть, как вы разбогатеете. Мне нужно сделать несколько звонков в Лос-Анджелес и в Нью-Йорк. Я буду в «Марбелья-клубе». Предоставляю вам терзаться, сколько влезет. Я сообщу, когда завтра вы должны будете дать мне ответ.
Эйб, меряя шагами патио, выплюнул несколько яростных эпитетов, а потом запнулся.
— Он знает, что у меня не хватит смелости отказаться от этой сделки. Иначе он бы позаботился,
— Сегодня вечером тебе не стоит напиваться.
— Я гуляю! Давай махнем по побережью.
— Ты вгонишь нас в могилу.
— Может, этого я и хочу... поеду один.
— Нет, я с тобой. Только соберу кое-что на ночь.
Они не показывались на вилле до следующего вечера, когда позади осталась дикая гонка на ее «порше» по сумасшедшим извивам дороги на Малагу. Их ждала дюжина сообщений о звонках Лу Пеппера.
Лаура настежь распахнула дверь в гостиную, где их ждал усталый. пропыленный Дэвид Шоукросс.
— Что тут, черт возьми, происходит? — спросил Эйб. — Заседание Генеральной Ассамблеи Объединенных Наций?
— Я звонила Дэвиду прошлым вечером, до того , как мы уехали.
— Мэгги вам все рассказала?
— Да.
— Ваше мнение?
— Твое поведение служит темой разговоров больше, чем в этом есть необходимость. Видите ли, Лаура, он любит свою семью, и ни за что не расстался бы с женой, если бы она дала ему возможность заниматься теми делами, что едят его поедом. Он еврей и хочет писать о евреях. Он с отвращением относится к атмосфере студий. Я видел немало писателей, которые попадались в эту ловушку. В один прекрасный день они просто прекращали писать. Эйб чувствует, что этот день уже у порога. Тогда ему будет предъявлен смертный приговор, и он это знает.
— Что вы можете сказать о возможности выбора, Шоукросс? Фильм по «Местечку» продаваться не будет. Лу Пеппер сам убедится в этом. Саманта никогда не согласится на вариант, который предполагает мое двухлетнее отсутствие в Англии. К тому времени, когда мы кончим иметь дело с юристами, я снова буду на нуле. Что нам тогда делать, ребята, — просить Мэгги закладывать свои драгоценности?
— Я поговорю с моим банком и твоими американскими издателями. Так или иначе, но мы продержим тебя на плаву.
— Вы этого хотите?
— Да.
— Вы считаете, что у меня еще осталось достаточно сил?
— Ты только пиши, а я уж буду стричь купоны.
Эйб отвел глаза.
— Должно быть, уже за полночь, — сказал он.— Я утомил вас. Я не знаю, Шоукросс, я просто не знаю.
— Я всегда был уверен, что ты из тех евреев, которые не позволят так просто затолкнуть их живьем в газовую камеру.
Вошел мальчик из прислуги и сказал, что снова звонит мистер Пеппер.
— Что ты собираешься сказать ему? — потребовал ответа Шоукросс,