Суд над победителем
Шрифт:
— Значит, эскадрилья обеспечения будет здесь минут на пять—восемь раньше, — добавил Алекс. — А еще раньше нас могут осветить фонариками на парашютах, а могут обойтись и без этого.
Эйтель, которому Кеттнер приказал принять общее командование на себя, отдал приказ прикрепленному к нему в качестве адъютанта офицеру связаться со всеми службами и проконтролировать их готовность. В девять часов около пятисот юношей и подростков из РАД и гитлерюгенда расположились в укрытиях в районах обеих целей. Артиллеристы сидели возле орудий со все еще опущенными стволами. Радисты слушали эфир в надежде определить частоту первой вражеской передачи. С ближних локаторов передавали, что с северо-востока их экраны плотно забивает «снегом», что могло означать только одно —
В штабном фургоне горело лишь несколько тусклых ламп. Перед единственным окном, обращенным в сторону ложной цели, с большим морским биноклем расположился Алекс. На голове его были наушники, на шее — горловые микрофоны, а на откидном столике перед ним — пульт с несколькими тумблерами. Он нервно теребил шнуры головных телефонов, постоянно поглядывая на часы. Отпали последние сомнения — Дебериц передавал, что самолеты южной группировки идут на Хемниц, поскольку в этом направлении он был единственным крупным городом, еще достойным внимания противника.
— Объявляйте общую тревогу, — скомандовал Эйтель, надевая наушники. — Алло, майор? Мне нужна прямая связь с командирами всех батарей.
Полностью стемнело. Наступили последние минуты томительного ожидания. Слышится отдаленный вой сирен, но ни один прожектор, чтобы не облегчать противнику поиск города, еще не включен. Будет или нет применена подсветка? Сирены смолкают, чтобы не мешать работе слухачей. Раструбы звукоуловителей фиксируют дальний шум моторов. Это они — ни одного немецкого самолета в эти минуты в радиусе сорока километров быть не должно.
Двадцать два часа пятнадцать минут. Высоко в небе зажигаются десятки огней. Последние сомнения развеяны — это не ложная атака. Стволы зенитных орудий быстро поднимаются вверх. Сотни молодых людей лежат на холодной земле возле маскировочных сетей. По общей для всех команде одни из них должны своими сетями закрыть беговые дорожки старого кавалерийского плаца, другие наоборот — быстро стащить сети в стороны, открыв в нескольких километрах северо-западнее точно такой же светло-серый прямоугольник. Еще несколько молодых людей расположились сейчас цепью вдоль предполагаемой линии подлета «Москито» с биноклями в руках. В их число отобрали тех, кто обладает не только острым зрением, но и не менее острым слухом. Они сидят сейчас, укутанные в ватники, через пятьсот метров друг от друга, и возле каждого на земле лежит по две заряженные ракетницы: желтая ракета — «прямо надо мной самолет»; красная — «я ошибся».
— Ну? — Алекс посмотрел на старшего радиста.
Тот в ответ отрицательно покачал головой.
— Пора бы уже…
— Радары засекли несколько самолетов на высоте семь километров, — доложил другой радист. — Есть! Кажется, забивают наши частоты…
— Началось…
Северный ветер частично отнес в сторону облака черной фольги, что позволило некоторым радарам засечь самолеты обеспечения. Те самые, что описывают сейчас круги на семикилометровой высоте вне досягаемости снарядов флак-артиллерии. Алекс прижал к ушам телефоны, пытаясь уловить в шуме помех английскую речь. В это время радист, ответственный за поиск вражеской частоты, лихорадочно крутил верньеры настройки.
— Стоп! — крикнул Алекс. — Подстрой, подстрой!
Сквозь помехи он услыхал слова «хррр… видна, цель хорошо видна… хррр…». Вне всяких сомнений — это голос главного штурмана наведения. Он разглядел цель — значит, пора! Алекс щелкнул одним из тумблеров на своем пульте, посылая команду сменить цели. Сотни человек, услыхав резкий звуковой сигнал, вскочили с земли и принялись тянуть за веревки, привязанные к маскировочным сетям. Наблюдатель с высоты в пять или семь километров мог увидеть, как на затуманенной легкой дымкой темной земле внизу исчезает один светлый прямоугольник и одновременно совершенно в другом месте появляется второй, почти такой же. Одновременно вспыхивают прожектора и начинают раскачивать своими лучами, отвлекая штурманов наведения и создавая подобие хаоса. Картина резко меняется. «…Первый… видите ли вы цель?… Если видите — приступайте к маркировке зелеными огнями… Если цель не видна, уходите на второй заход… Второй, ответьте…» Радист произвел подстройку, и помехи уменьшились. Алекс всматривался в даль в ожидании первой желтой ракеты, но ее не было.
Неужели что-то не сработало? Или подлетят с другой стороны, и тогда наблюдатели их прозевают, а главное, в этом случае заградительный огонь окажется малоэффективным. Эйтель, прижимая к ушам наушники, смотрел своим единственным глазом на брата, ожидая сигнала для открытия огня. Алекс приподнятой ладонью руки давал понять, что рано. Он предположил, что первый маркировщик, если главный штурман правильно вывел его на настоящую цель, при появлении ложной цели оказался далеко в стороне от нее и либо вообще ничего не увидел, либо был не в состоянии с ходу выйти на линию атаки. В этом случае он должен был уйти в сторону и пойти на второй заход, освобождая место для подлета самолету, идущему следом.
— Герр лейтенант, — крикнул радист, — они поменяли частоту.
— Ищи!
Автоматическая смена частоты переговоров мешала противнику вести прослушивание. Кроме того, частота главного штурмана могла не совпадать с частотами его абонентов, и без специального прибора слушать их всех одновременно было невозможно.
Осветительные бомбы на парашютах опускались все ниже, а атака не начиналась. Англичане явно замешкались. Алекс молил Бога, чтобы это было именно так, чтобы, поняв, что ничего не выходит, они дали отбой и ушли на другую цель. Куда угодно, хоть на Берлин, только бы ушли. Ведь есть же у них запасная цель атаки…
— …кххрр… Цель хорошо вижу… начинаю… кхррр.
Это говорил кто-то другой. Маркировщик! Они вышли на частоту одного из маркировщиков. Первая, вторая, третья — желтые ракеты одна за другой ушли свечками в небо, подтверждая приближение самолета. Алекс махнул рукой. Эйтель мгновенно отреагировал:
— Первая огонь! Вторая огонь! Третья огонь! Четвертая огонь!
Он отдавал команды с небольшими паузами, включая последовательно одну за другой стены заградительного огня. Четвертой батареей была условно названа вся остальная артиллерия ПВО Хемница, состоявшая из тридцати шести, в основном трофейных, пушек. Земля дрогнула от орудийных залпов. Алекс увидел, как все пространство впереди заполнилось оранжевыми пунктирами трассеров, при этом, если пулеметные пули и снаряды 37-мм автоматических пушек уходили далеко в черноту неба, то тяжелые снаряды зениток разрывались на заданных высотах, плотно начиняя воздух тысячами осколков. Яркая вспышка и последовавшее падение нескольких горящих фрагментов могли быть только следствием попадания в самолет. «Стоп!» Алекс подал знак прекратить огонь и выключить прожекторы. В разом наступившей тишине над землей плыл пороховой дым, освещенный все еще висящими на парашютах «бенгальскими огнями». Где-то далеко в стороне горели разбросанные обломки сбитого самолета. Вероятнее всего это был «Москито». Его цельнодеревянный монокок из бальзы не имел никаких шансов прорваться через стальной град, и оба летчика наверняка погибли еще в воздухе, сгорев в пламени собственной маркировочной бомбы. Но о подобных вещах Алекс запретил себе думать.
— Что с эфиром? — крикнул он радисту. — Настройся на главного штурмана и дай мне его волну.
— …третий, что вы видите?… та ли это цель… — разобрал он в наушниках.
— Герр лейтенант, даю частоту…
Алекс прижал к горлу микрофоны.
— Цель хорошо видна на северо-западе. Всем продолжать маркировку зелеными огнями! Всем продолжать маркировку зелеными огнями!… Не теряйте времени, парни…
Алекс кричал по-английски, одновременно подавая знак старшему радисту выйти на максимальную мощность передачи через антенну городской радиостанции. Теперь необходимо было запутать англичан, посеять среди маркировщиков панику и не дать главному штурману разобраться и как-то разрулить ситуацию.